Что за девушка

— Я не самоубийца, — пояснила я, когда ко мне зашел местный психолог. Папа стоял у кровати, пока мама заполняла бумаги в коридоре. — Иначе зачем бы мне самой сюда приезжать?

Папа кивнул, как будто даже в такой ситуации был доволен тем, что я предоставила такой разумный довод. Он не знал (в отличие от меня — я прочла об этом в интернете), что определить причину самоповреждения в таком случае сложно, потому что доктора не знают, кто просто слишком сильно порезался, а кто действительно планировал умереть. Но, конечно, ко мне это не относилось, потому что я сама приехала в больницу. Даже врачам пришлось признать отсутствие попытки самоубийства, но они все равно хотели пару дней за мной понаблюдать.

— Это не обязательно, — сказал папа.

Возле койки не было стульев, но, думаю, он все равно не присел бы. Медсестра наложила мне на ногу жгут, но мы ждали, когда освободится доктор, чтобы меня зашить. Оказывается, в День святого Валентина травмпункты весьма востребованы.

Местный психолог объяснил, что по протоколу таких пациентов, как я, направляют в больницу для дальнейшего наблюдения и лечения, а затем переводят на внебольничную программу. Я видела, как папа напрягся при словах «по протоколу» и «такие пациенты, как ваша дочь». Папина работа — обходить протоколы.

Он настоял, чтобы меня отпустили домой под контроль родителей, и предложил подписать документы о том, что освобождает от ответственности больницу.

Так что когда мне зашили ногу, я вернулась домой. Мама отвезла меня на своей машине, а папа сел в мою и поехал следом.

Но еще мне досталась доктор Крейтер.

На первом сеансе я села напротив нее на краешек дивана. Я ни в коем случае не собиралась ложиться, как делают в кино.

Она представилась, потом сказала, что уже работала с такими подростками, как я. Я напряглась, как папа при слове «протокол». Мы едва познакомились, а она уже свела меня к стереотипу.

— В смысле, с самовредителями? — спросила я.

Несколько месяцев назад я уже почитала в интернете про селфхарм и резку. Оказывается, тяга к самоповреждению может выражаться более социально приемлемыми способами, например нанесением татуировок. А в некоторых культурах встречается ритуальное самоповреждение, и никто никого не обвиняет в отклонениях психики.

Я хочу сказать, не то чтобы я думала, что это все нормально. Я не идиотка. Я не просто так держала все в секрете, аккуратно промокала ранки салфетками или туалетной бумагой, не просто так смывала их в унитаз, чтобы скрыть улики. Я знала, что это ненормально, но, может, я и есть ненормальная.

Впрочем, судя по тому, что я читала, это не так уж и странно. На каком-то из сайтов говорилось, что один из пятидесяти подростков наносит себе порезы. Если эта статистика верна, то, учитывая количество учеников Норт-Бэй, по меньшей мере семеро моих сверстников занимаются тем же. Даже принцесса Диана какое-то время резала себя.

Кроме того, куча людей грызет ногти, срезает кутикулу до крови, сдирает корочку с незаживших царапин. Разве это не тот же (социально приемлемый) селфхарм? Мама не предлагала мне сходить к психологу, когда я грызла ногти. И да, я читала, что иногда у людей развиваются обсессивные расстройства, и кусание ногтей может зайти слишком далеко, так что такие привычки тоже могут превратиться в проблему.

Но у многих все гораздо серьезнее, чем у меня. Я читала, что некоторые подростки прижигают кожу или режутся, в отличие от меня, чем-то более толстым и грязным, например гвоздями или отвертками. Я читала про одну девочку, которая сломала себе руку, и про другую девочку, которая сломала коленную чашечку.

В течение долгих столетий люди наносили себе повреждения. В Викторианскую эпоху доктора пускали пациентам кровь, разрезали кожу, чтобы вылечить их. Эта практика давно признана неэффективной, но, возможно, она все равно помогала, пусть это было связано только с эффектом плацебо. А еще раньше люди занимались самоповреждением из религиозных соображений, например самобичеванием.

На самом деле мне не кажется, что тревога и ОКР — достаточно веское обоснование того, что я делала. Я прочитала в интернете множество статей о подростках, которые подверглись сексуальному насилию, домашнему насилию со стороны родителей и опекунов. А я просто переживала о своих оценках и о том, что мне не с кем провести субботний вечер.

Но доктор Крейтер сказала:

— Сейчас на подростков оказывается огромное давление. Недостаточно получать хорошие оценки, ты должен быть лучшим на внеклассных занятиях, иметь самых крутых друзей, самую модную одежду, самую крутую машину. Это тяжело.

Я перевела взгляд на стену за доктором Крейтер, где висел диплом Университета Дьюка. Я что, должна была поверить, что она поступила в вуз и окончила старшую школу без идеального аттестата и блестящих рекомендаций?

Я засунула руки под бедра, надеясь, что это выглядело рассеянным жестом неуверенного в себе подростка, который пытался устроиться поудобнее.

Доктор Крейтер сказала:

— Выброс эндорфинов, который происходит при нанесении порезов, бывает невероятно сильным.