Что-то пошло не так

Колонна с грузом для Донбасса проехала, машина продолжила путь, а он – разговор с самим собой. В последнее время ему часто казалось, что сейчас он проживает две жизни, две параллельные жизни, независимые друг от дружки. Одна жизнь была реальной, её даже можно было пощупать – дом, семья, работа, а другая сплошь и рядом состояла из вопросов, ответить на которые практически было невозможно, но которые заставляли думать, искать, наблюдать, слушать других, меняться, заставляли сердце болеть, а мозг работать. Вот и сейчас он не мог понять, почему…

Оглушительный взрыв, остановка машины и вылет из неё пассажиров произошли, казалось, одновременно.

– Не наш, – распластавшись ничком в кювете, со знанием дела произнес немолодой водитель, медленно приподнимая голову. – Вот когда свист услышишь, тогда все, тогда хуже некуда, конечно… Считай, по твою душу прилетел… Эту дорогу люди по-разному называют: кто – «дорогой жизни», а кто – «дорогой смерти». Первое название, потому что по ней исход народа из Украины производится, это как коридор в Россию, так сказать, а о втором, думаю, и объяснять ничё не надо – только-что сам в этом убедился. Вообще-то здесь частенько постреливают – то БТРы, то снайперы, то минометы, так что надо быть осторожным. Поговаривают, что где-то рядом корректировщик пасется, но сами мы его не видели, точно сказать не можем, да и, как говорится, меньше видишь – целее будешь. А так – бог миловал. Вот сейчас, скорее всего, кто-то сдуру пальнул – делать было нечего или пушку пробовали, вишь, больше выстрелов не слышно.

Мужчина говорил о смерти, как о чем-то обыденном, повседневном, будто только что рядом с ними прозвучал праздничный салют, а не разорвался артиллерийский снаряд. После краткого обзора дорожных новостей, волонтер подробно описал технические характеристики боеприпасов, прокомментировал их поражающую силу и завершил экскурс в историю вооружения словами:

– Думаю, в условиях города или посёлка лучше всего применять фугасные снаряды – все толку больше.

Против такого вывода возражать было бессмысленно и бесполезно, так как «коммерция – она и в Африке коммерция», и никакие доводы не смогли бы переубедить этого человека, что стрелять по городу – преступно уже по определению, независимо от того, какими снарядами это делать – фугасными или осколочными.

Да, что-то пошло не так… Богдан вспомнил небывалый подъем в стране после развала Союза: референдум о независимости; первые демократические выборы в свободной уже Украине; жёлто-синий флаг в Верховной Раде; новый гимн и новый герб; свой собственный, только украинский, президент… Тогда ему казалось, что даже дышать легче стало, свободнее! А ещё казалось, что заживет, наконец, Украина, как другие европейские страны, не даром же на Закарпатье – географический центр Европы!

Народ ликовал! В голове не укладывалось, что в стране смогли произойти такие перемены! Долгожданная свобода пьянила, как хмельное вино, и хотелось пить, пить и пить эту чашу до самого дна!

А потом так же неожиданно пришло похмелье. Будто холодный душ на горячие головы: пустые прилавки магазинов; вместо денег – ничего не стоящие бумажки; продуктовые талоны и талоны на мыло и трусы… Как-то очень быстро население превратилось в фиговых миллионеров, а отец знакомого, недавно продавший бычка-трехлетку, горько шутил:

– За трехлетнюю скотину я получил стоимость говяжьей котлеты.

Довольно скоро всем стало понятно, что от Европы на Украине, только и славы, что её пуп, а сама она, как и прежде, недосягаемо далека, как говорится, Европа – в Европе, а Украина – в… А Украина – на своем месте, вот только место это не очень благозвучно. Как ни странно, но осознание этого прискорбного факта не лишило людей последней надежды…

– …Во металл покорежило, как ножом изрезало, – услышал он разговор волонтёров и посмотрел в окно.

Вдоль обочины стояли развороченные трупы машин – ржавые, унылые, печальные. Выгоревшие дотла и сброшенные за ненадобностью в кювет, они теперь служили всего лишь тенью недавней жизни. По спине у Богдана пробежал холодок. Он обхватил себя руками, чтобы согреться, и вернулся к далеким девяностым.

Страну беззастенчиво грабили. Делали это нагло, открыто, цинично. Переход госсобственности в частные руки сопровождался криминальными разборками, по большей части – с огнестрелом. В итоге народу разрешили полакомиться ничтожными объедками, выделив на каждую живую душу приватизационный сертификат, так называемый ваучер, обещающий долю в государственном имуществе. Но, то ли душ было больше, чем отвешенного имущества, то ли доля его мизерная – стоил ваучер пузырёк, и ни грамма сверху.