Что-то пошло не так

Криминальная пятилетка закончилась так же неожиданно, как и началась. Вокруг Киева выросли коттеджные поселки и частные зоны, закрытые от любопытного глаза трехметровыми бетонными заборами и пропускными пунктами с тяжёлыми шлагбаумами. На страже господского имущества денно и нощно трудились нагло-сытые охранники в новенькой хрустящей форме, с оттягивающей ремень кобурой на бедре, и молчаливо-важные горничные с дипломами о высшем образовании.

В рейтинге «Forbes» появились свежие украинские фамилии, граждане попредприимчивее и позубастее пересели в «лексусы» и депутатские кресла, пожиже и послабее – в областные рады и мэрии, а потом и первые, и вторые, отправив жён и детей в Париж и Куршавель, ломанулись зарабатывать «бабки», язвы и геморрой. Остальная же часть населения поняла, что она в пролёте, и у пролёта этого такие гладкие и скользкие стены, что не за что зацепиться, чтобы остановиться. Вот тогда-то и случился первый исход народа из Украины.

Как ни странно, первыми ушли женщины – стабильная интеллигенция: учителя, врачи, медсестры, те, чьим единственным богатством была медаль после окончания школы, дети – свои и чужие, или пациенты… Ушли те, кто не умел красть и стыдился этому учиться.

Почуяв золотую жилу, турагентства тут же взвинтили цены втрое, развернув бурную деятельность по продаже туристических путёвок и по обеспечению своих клиентов шенгенскими визами. За отдельную плату предлагалась VIP-услуга по оформлению загранпаспорта и помощь в выезде за рубеж в максимально сжатые сроки. Продолжили миграционную цепочку перевозчики, доставляя домработниц с горничными на непосредственное место их работы.

Года три «оттуда» не возвращались. Уезжали, звонили, пересылали или передавали деньги родным, но, чтобы вернуться, или в гости приехать – нет, этого не было. Помнится, в соседнем доме свадьбу играли, так невеста целый день в слезах ходила – мама, единственная родная душа, деньги на свадьбу прислала, а приехать сама не смогла – хозяева не отпустили.

Потом пошли слухи, что стали появляться, правда, опять-таки ненадолго – проведать детей, поменять паспорт и подать на развод, чтобы не кормить спившихся на халявные деньги мужей. Разговоров о том, где живут и работают, усердно избегали, ограничиваясь, как правило, непривычно-чужим словом «компаньонка»…

–…Ты смотри, церковную стену – в щепки, а колокол оставило, – раздалось в салоне машины. Говорил старший, Василий.

– Живой колокол, однако. Эх, накосячили тут наши, крепко накосячили… Натворили беды, прости Господи.

Православный храм у самой дороги, разбитый снарядами, иссечённый осколками, словно внезапно постаревший, напоминал уставшего путника с поникшей головой. Разрушенную стену уже успели кое-как отремонтировать, подрихтовать – дыры зашили досками, в окна вставили новые стекла, но купол ещё не трогали, поэтому казалось, будто он постоянно падает. Вспомнился Цевин: «От безделья мозги сносит…» Можно было поверить, ведь церковь – очень хороший ориентир.

– Нелепая война какая-то, ненастоящая… Будто понарошку…

Как и прежде, слова звучали по-домашнему спокойно, словно мужчины обсуждали соседского мальчишку, забравшегося на грядку в огород – побаловал, покуролесил озорник, что с него возьмешь? Но как же так – понарошку? Ведь гибнут люди по-настоящему, ведь снаряды взрываются в домах и храмах по-настоящему, по всей дороге машины сожжённые стоят, предприятия разрушены, шахты… Внезапно сильно разболелась голова. Казалось, там поселился молотобоец.

Защищаясь от боли, Богдан закрыл глаза и почти сразу же услышал детей.

«-…Папа, папа, – громко кричала Ксения. – Ты к нам? Насовсем? Навсегда? Вот здорово! Вот мама обрадуется!

– Ксюша, не ори! Видишь, папа занят, закончит работу и приедет, не торопи…»

– Эй, служивый, уснул, никак? Знаешь, тут такое случилось… Ты это, ты слишком не переживай, хорошо? – было видно, что мужчина хочет сказать что-то важное, что-то касающееся лично его, Богдана, но не решается. Наконец Василий собрался с силами:

– Только что из батальона звонили… Там, понимаешь,.. там кореш твой, Андрюха, на мине подорвался. Разбирал её, что ли, чего-то не учёл, она и шандарахнула… Жаль парня, конечно, толковым мужиком был, царствие ему небесное… Понесла же его нечистая на оружейный склад в мине ковыряться… Никакого тебе соблюдения мер безопасности! Будто дети малые! Там, конечно, того боеприпаса, что кот наплакал, пропили, сволочи, но все равно… Жаль человека…

Волонтер перекрестился и продолжил обсуждать с товарищем смерть бойца добровольческого батальона. Оказалось, на складе произошла детонация, и вместе с Андреем в воздух взлетел весь склад с боеприпасами. Богдан вспомнил последние слова Цевина: «Свою программу я перед Богом выполнил», до боли стиснул зубы – хороший человек ушел, по собственной воле, без принуждения. Голова заныла ещё сильнее, казалось, боль уже не помещается внутри, и что с ней делать, он не знал.