Что с нами происходит?: Записки современников

Т. Г. Ну вот, уже и рефлексия насчет прав… Но я отвечу, что́ в истоке строк, которые кажутся вам поэзией. В истоке — недоразумение по части русского языка. Я прежде не касалась этого. Но вы трижды помянули эту самую «твердь» именно как мысль «о земле, об органике», суше или почве под ногами. А ведь «твердь» по-русски, «голая», не снабженная указующе-определительным словом, это только и именно — НЕБО. Ошибка, слишком распространенная нынче. Постоянно встречаю ее в стихотворных переводах, дающих смысл, диаметрально противоположный авторскому: вместо земли, камня, грунта — «небо»! А недавно критик Г. Маргвелашвили через «Литературную Грузию» специально оповестил, что поскольку «твердь» бывает и земная, и небесная, то одиночным этим существительным вполне можно якобы передавать и «землю»… Как объяснить таким «лингвистам», что на «свалке словарей» русскому словоупотреблению не научишься? Мне трудно точно судить об идеале людей, спотыкающихся о «твердость» ТВЕРДИ. Думаю только: ошибка на уровне издревле ищущих духовных понятий ставит под сомнение саму основу данного стихотворного мышления. Такие ошибки знаменательны на слух тех, кто с молоком матери воспринял стихию родной речи с ее координатами космоса. А поскольку вы сказали: пошлость — это когда «свободную стихию» воображаешь, я напомню, что в нашей беседе «свободная стихия» — символ, эмблема и природы, и Пушкина. Так что выходит, вы Пушкина все же опротестовываете. Во имя ли «новой поэзии», по зову ли «новой реальности»… Он, по-вашему, мелькнул, как метеор, канул — и смешно думать о жизни его эстетики, его духа сегодня, в практической реальности.

Что ж, реальность и впрямь постоянно меняется. Но когда гармоничное и даже вечное воображается в ней как «пошлость», она, реальность, утрачивает будущее. Я верю в будущее нашей сегодняшней реальности при всех чертах «массовости», разрушающих ее свободную духовность. Посягающих на связь времен как на хранительную основу обновляющейся жизни. Так что давайте считать наш спор не итогом, а двухголосной и, видимо, злободневной строкою, которую выверит ЗАВТРАШНЕЕ утро.

В. Лазарев Города и некрополи

«…Что же, трава забвения?.. Нет, протестуя, говорит душа, пусть никогда не гаснет свет памяти!» — этими словами заканчивалась предыдущая статья автора, опубликованная в «Литературной газете» 12 декабря 1984 года. И они же не раз повторялись в читательских письмах-откликах наряду с другой мыслью, прозвучавшей в моих заметках: можно ли забывать, что кладбища — часть национальной и, более того, общенародной культуры. Письма свидетельствуют, что все это в высшей степени близко многим и многим людям, составляет сокровенную часть их духовного мира, осознанно или неосознанно, но глубоко живет в их сердцах. Некоторые письма выражают не только заботу или тревогу души, но и как бы несут в себе ожог памяти, нестерпимую боль… Нет, далеко не только разум затрагивает эта проблема. Есть люди, которых волнует судьба лишь родственных могил, что само по себе заслуживает внимания, но и немало людей, объединенных братским чувством к общей Памяти, — и это обнадеживает, радует. Письма — множество страстных, печальных, светлых, горестных писем. Поддерживают, просят помочь, спорят… Круг затронутых проблем настолько широк, что, пожалуй, на этот раз статью придется писать по главкам.

Градостроительство и Память сердца

«…Речь идет об очень важной стороне нашей жизни. О воспитании духовности, — пишет в редакцию ленинградец Н. В. Расков. — Я морализировать не буду, коротко расскажу о нашем деревенском кладбище. Лет 30 тому назад я уехал из деревни, живу в Ленинграде. Почти каждый отпуск приезжаю на Украину в большое степное село, где прошли мое детство и юность. Хожу по родственникам, соседям, школьным товарищам и обязательно иду на кладбище. Там лежат те же, только ушедшие: родственники, соседи, учителя и даже школьные товарищи. Я долго хожу, смотрю, вспоминаю и многократно переживаю всю прошедшую жизнь. Сердце обычно щемит и наполняется чувствами, которые не способен вызвать, видимо, ни один из видов искусства. Здесь все только мое и только принадлежит мне. Моя боль, моя печаль, мои переживания. Это ничем не заменить.

Кладбище наше расположено на холме. Вокруг запахан каждый клочок земли. А здесь нетронутая земля. Стоит выгоревшая на солнце трава, полевые цветы, которых уже не встретить в других местах. Открывается вид на широкий простор. И эти могилы, и старые камни. Здесь остро ощущаешь сопричастность к земле, своей Родине.