Чистильщики пустошей

       Чистильщики, санитары, ассинезаторы поселений чуть не погибшего и свихнувшегося мира. Люди, которые очищали города от мутантов и чудовищ, порождённых Полночной Войной. Те, про которых рассказывали сказки, напоровшись в кабаках, ветераны конфликтов, многое повидавшее на своём веку. Наёмники, никогда не воевавшие против людей. Официально, во всяком случае. Исследователи заброшенных земель, таскавшие в города-государства, образовавшиеся после заключения Союза, разные диковины и технику. Из тех, что остались со времён, которые были ДО. Про них Еноту доводилось слышать, и ему, также, как и Штырю, стало ясно, что этого седого горлопана, стоявшего под стеной, наверняка и правда могут ждать в мэрии. Потому что, всего три месяца назад:

       Енот шёл домой после окончания недели службы, рассчитывал на целых два дня выходных. В руках куча свёртков из вощёной бумаги: с кольцом деревенской колбасы, всучённой на воротах (пожалела пожилая хуторянка молодого дохлого патрульного, а господин старший капрал своротил свой породистый нос в сторону, дескать много чеснока), с зеленью и яблоками, купленными на рынке (на первую зарплату в патруле, как же он ею гордился), с десятком яиц (настоящих, от собственных кур ефрейтора Чуба, проданных Еноту совсем подешёвке), с двумя свежими кирпичами хлеба (только что из печи пекарни патруля). И отдельно несколько мятных пряников с изюмом для двух самых младших, близняшек. Поворот, дом старого коновала Генрика, хибара алкоголиков-дворников Рыжих и...

       Группа Реда, выбитая дверь, свёртки падают в пыль под ноги, но он этого не замечает. Медленно-медленно идёт вперёд, все расступаются, пропуская. Глядят искоса, грустно и жалостливо. Енот заходит, пригнувшись под низкой притолокой, спотыкается обо что-то (деревянный конь близняшек), смотрит, вытянув тонкую шею в дальний угол. Мамина тонкая и бледная рука, тёмно-каштановые пряди, лежащие в засохшей луже. Потом... перед глазами потолок и темнота.

       В одну ночь лишиться всех, как же это больно. Как же это страшно. Почему те, кто приходят ночью выбрали именно их дом, который всегда был таким крепким, почему дверь была выбита, но засов цел и стоял сбоку, прислонённый к стене? Кто знает, кто знает...

       Он справился. Отплакал своё, переехал в казарму после быстрых огненных похорон шести закрытых гробов. И теперь стоял на вышке, пытаясь цепляться за то, что у него было, и надеясь когда-нибудь отомстить. Кому? Чему? Енот не знал. Было ясно только одно - тем, кто приходит по ночам. И вот оно, сама судьба решила хотя бы заплатить тем, кто лишил его семьи.

       Телефон затрещал, вызывая капрала. Штырь снял трубку, выслушал и приказал открыть калитку на воротах и заводить джип, стоявший у караулки. Потом перегнулся вниз и, чуть замешкался, крикнул капитану чистильщиков:

       - Заходите, я тоже спускаюсь. - Повернулся к Еноту. - Я уехал с ними, а ты тут смотри. В оба глаза смотри. Ждать-то их, конечно, ждут, но бдительности - не терять. Понял?

       - Так точно, господин старший капрал. - Солдат подтянулся, старательно поедая начальство глазами. - А можно вопрос?

       - Потом. И, как сменишься, сходи в лавку. Выпишу записку, получишь бутылку казённой, за наблюдательность. Всё, неси службу бодро, и ничем не отвлекаясь, солдат.

       Капрал быстро скатился вниз, стараясь успеть раньше, чем седой. Не получилось. Когда Штырь оказался на утоптанной до каменной твёрдости земле внизу, капитан уже стоял возле автомобиля. Загрохотав, ворота задвинулись назад. Коротко кивнув, начальник караула ткнул рукой на сиденье возле водителя, а сам запрыгнул сзади. Толстый и усатый Таракан, бывший за водителя, нажал на газ, и машина дёрнулась в сторону одной из основных городских улиц, ведущей как раз на площадь, к зданию мэрии. Штырь смотрел прямо перед собой, не забывая украдкой контролировать седого. Тот сидел спокойно и расслабленно, внимательно посматривая по сторонам.

       Капитану было много лет. Не настолько, чтобы чувствовать себя развалиной, но ровно столько, чтобы волосы стали наполовину седыми. То, что оставшаяся половина головы также была "соль с перцем", его виной не было. Виной были обстоятельства самой его жизни. Ему довелось увидеть и почувствовать очень многое из того, что предлагал своим детям свихнувшийся мир, в котором они рождались. Но Кэп никогда не жаловался на это, так как это был его мир. Со всеми своими странностями, особенностями, страхами и маленькой долей хорошего и доброго. Во всяком случае, именно так он и считал, предпочитая не забивать себе голову ненужными рассуждениями и досужими домыслами. Капитан жил так, как ему выпало, и старался лишь так изменить собственную судьбу, чтобы она не была чересчур жёсткой.