Четвертый разворот

Она сняла с себя край пледа и второй его половиной укутала плечи Алеши. Он положил трубку на ночной столик и придвинулся поближе к Инге, придвинулся, может быть, просто так, чтобы удобнее было сидеть, но когда ощутил ее обнаженное плечо, ощутил близость всего ее тела, от которого на него пахнуло необыкновенным теплом, он замер, весь как-то сжался. Так же напряженно сидела и Инга, закрыв глаза, положив на колени руки и до боли сцепив пальцы. У нее все меньше оставалось сил противиться вдруг поднявшемуся из глубин ее существа горячему чувству, которое словно подхватило ее и теперь несло невесть куда.

Очень тихо, едва слышно, Алеша сказал:

— Я обниму тебя, Инга.

— Обними.

Он и раньше часто обнимал ее. Наверное, тысячи раз. Крепко сжимал ее плечи, приподнимал с земли и кружил, как девчонку. И Инга обнимала его. И когда встречала после долгой разлуки, и когда провожала в дальний путь. Обнимала нежно, как самого дорогого человека, как самого близкого друга.

И вот он говорит:

— Я обниму тебя, Инга.

И она отвечает:

— Обними…

И оба они понимают, что сейчас это совсем не то, что было прежде, что сейчас это совсем другое…

Алеша отбросил плед, одной рукой притянул Ингу к себе, а другой осторожно откинул ее голову назад и губами прижался к ее глазам. А потом взял ее лицо в ладони и долго смотрел в него, будто вот только теперь увидел и эти влажные полуоткрытые губы, и эти чуть вздрагивающие ресницы, и словно в удивлении приподнятые брови.

Он улыбнулся и спросил:

— Инга, это ты?

— Не знаю, — ответила она. — Не знаю, Алеша.

…Потом она попросила:

— Теперь ты уйди.

Алеша приподнялся на локте, посмотрел в ее слегка затуманенные глаза и не сдвинулся с места.

— Послушай, — сказал он. — Вьюга еще бушует. Слишком длинен был ее путь, чтобы она вот так сразу стихла…

— Да, слишком длинен был ее путь. Но почему ты говоришь так? Ты будто в чем-то не уверен? Тебя что-то тревожит?..

— Это тень тревоги, — сказал Алеша. — Тревога уже ушла. Ты ведь любишь меня?

— Я не хочу, чтобы оставалась даже тень! — сказала Инга. — Слышишь, Алеша, даже тень тревоги…

4

Недели три спустя после того, как Инга сделала операцию Анне Кругловой, в поликлинику пришел корреспондент областной газеты, молодой человек с густыми бакенбардами, с черной квадратной бородой и с огромными, тоже квадратными, очками на близоруких глазах. Отыскав Ингу, он представился:

— Григоров, спецкор областной газеты. Мне поручено написать о вашем подвиге статью.

— О подвиге? — Инга с удивлением посмотрела на корреспондента. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду операцию, которую вы делали в участковой больнице.

— Но… Почему — подвиг?

— Именно так я все себе и представлял! — воскликнул Григоров. — Человек, совершающий что-то необычное, всегда старается остаться в тени. Любопытная черта. Я много об этом думаю и всегда удивляюсь — почему это происходит? Репортеры-ветераны, участники Великой Отечественной войны, рассказывают: самое трудное было написать статью или очерк о герое танкисте, герое летчике или герое разведчике. Не вытянешь, говорят, и десятка слов. «Ну, притащил из тыла немецкого полковника, так что? Это ж работа наша…», «Ну, летал, так в чем дело? Все летают…» Неисследованная область психологии. Вы согласны со мной, Инга Павловна?

Инга невольно улыбнулась. Несмотря на очки, безукоризненно завязанный галстук и белоснежные манжеты, было в этом молодом корреспонденте что-то от старого пирата. Наверное, тут играли роль бакенбарды и борода.

Она сказала:

— Я никогда серьезно не занималась вопросами психологии, молодой человек, поэтому ничего определенного сказать вам не могу. Но у меня есть просьба: не ставьте меня в смешное положение. Говорить об операции в участковой больнице как о подвиге — это смешно, понимаете? Я трусила, отчаивалась, допускала ошибки, порой вообще не знала, что делать, — какой уж тут, простите, подвиг?.. Вы ведь не хотите сделать мне неприятное, правда?

— Что вы! — горячо воскликнул Григоров. — Я, как и многие мои коллеги, восхищен вами. Я ведь уже беседовал с Анной Кругловой, с ее родителями, с колхозниками, с медперсоналом участковой больницы. Слушайте, они все считают вас необыкновенным человеком!

— А вы? — спросила Инга. — Вы тоже считаете меня необыкновенным человеком?

— Конечно! — также горячо и также искренне сказал Григоров.

— Вот это меня и пугает, — проговорила Инга. — И знаете что? Считайте, что наша беседа не состоялась. Скажите там, в редакции, что вы убедились: писать не о чем. Обыкновенная операция…

Инга встала из-за стола, по-дружески взяла корреспондента под руку и повела его к выходу из кабинета. Потом, уже у самой двери, взглянув на его растерянное лицо, улыбнулась:

— Не сердитесь на меня, хорошо? Пройдет немного времени, вы все обдумаете и согласитесь, что я поступила правильно.

Когда Инга рассказала обо всем этом Алеше, он заметил:

— Боюсь, что твой пират все же преподнесет тебе сюрприз. Не такой это народец, чтобы выпустить из рук интересный матерьяльчик… На всякий случай, будь ко всему готова.

— Ерунда! — засмеялась Инга. — Он ведь ничего от меня не услышал…