Четвертый разворот

В штурманской Инга увидела пилотов, сидящих за столом тесной кучкой. Над ними повисло такое густое облако дыма, что казалось, будто сверху вот-вот хлынет дождь. И ни одного распахнутого окна, ни одной даже просто открытой форточки.

— Не иначе, вы решили погибнуть в дыму и пламени, как настоящие герои баррикад? — сказала Инга.

Никто, казалось, не обратил на нее никакого внимания. Никто даже не обернулся в ее сторону. Но она сразу же услышала, как штурман Костя Череднин громко спросил у пилота Сергуладзе:

— А Веснина что? Молчит?

Сергуладзе привычным жестом провел двумя пальцами по черным усикам, мгновение помедлил, потом горячо воскликнул:

— Какой черт молчит? Ты не знаешь Ингу Веснину, да? Она мне говорит: «Слушай, генацвали, зачем ты завел такой разговор? Зачем растравляешь мое женское сердце? Я полюбила тебя с первого взгляда — глаза твои черные полюбила, усы твои полюбила, нос твой, похожий на гору Казбек, тоже полюбила. Ты, говорит, Сергуладзе, красивый, как витязь в тигровой шкуре, можно, скажи, не полюбить тебя?» Я отвечаю: «Конечно, нельзя, но если хочешь за меня замуж — иди в мой экипаж стюардессой. Чтобы куда я, туда и ты. Чтобы, говорю, мои глаза день и ночь тебя видели. Не увижу тебя — зарежу как барашку на шашлык, потому что я ревнивый человек, горячий человек…»

— А она что? — спросил второй пилот корабля, маленький, худенький, с большими девичьими глазами парень лет двадцати двух. — Она сказала «да»?

Инга молчала. Она, конечно, была уверена, что до ее прихода здесь говорили совсем о другом, что и штурман Череднин, и Сергуладзе, и все, кто здесь есть, переключились на нее в тот самый момент, когда она вошла в комнату, переключились мгновенно — этот их излюбленный прием она давно знала и сейчас, еле удерживаясь, чтобы не расхохотаться, тихонько стояла у дверей, ожидая, что будет дальше.

— Она не сказала ни да, ни нет, Вано, — ответил Сергуладзе. — Она сказала так: «Не знаю, как поступить. Пойду за тебя замуж — Алешка Луганов меня зарежет, не пойду — сама умру от тоски по тебе. Ну что мне, Сергуладзе, делать?» А я говорю: «Хочешь, Алешку зарежу, чтоб не мешал? Тогда все в порядке будет…» В общем, вопрос пока открытым остался… Хо, смотрите, Инга Веснина в гости к нам пришла! Гамарджёба, Инга Павловна, каким ветром занесло сюда?

— Случайно, — сказала Инга. — Слышу, кричит кто-то. А вдруг, думаю, это Сергуладзе режет кого-то? Ему ведь человека зарезать — раз плюнуть. Легче, чем барашка. Ну, сперва испугалась, потом решила: пойду посмотрю. Не каждый ведь день увидишь, как режут людей…

— Замечательно, генацвали! — засмеялся Сергуладзе. — Ты — наш человек… Костя, начштаба идет. Приготовься…

Начштаба, уже старичок, списанный с неба лет двенадцать тому назад, вошел в штурманскую в тот момент, когда штурман Череднин, сцепив на груди пальцы, говорил:

— …и — лобовой удар! Треск, гул, дым, все к черту перемешалось, ничего не разглядишь, точно конец света настал. Виктор кричит: «Эй, люди, разбегайтесь, сейчас взрыв будет!» Я тоже что-то кричу, а сам чувствую, как все во мне дрожит, и я не знаю, что делать — совсем растерялся. А потом…

— Когда это случилось? — глухо спросил кто-то из пилотов.

— Час назад, не больше.

Череднин глубоко вздохнул и ладонями закрыл глаза. Вся его поза являла собой оплошное отчаяние. Инга увидела, как начштаба заметно побледнел, губы его дрогнули, и, присев на краешек стула, он проговорил:

— А я ничего не знаю… Только сейчас приехал из управления. Кто это был, Череднин?

Инга хотела уже вмешаться, но Череднин вдруг как ни в чем не бывало спросил:

— Что — кто, Андрей Федорович? Вы о чем? Это я рассказываю, как мой сынишка имитировал столкновение своей пожарной машины и молоковоза. Пристроил, подлец, крохотные бачки с бензином, и когда лобовой удар — колоссальный эффект.

Начальник штаба встал и долго смотрел на Череднина. Потом, наконец, сказал:

— Вы… Вы отдаете себе отчет? И когда вы вообще прекратите свои идиотские шутки? Вам не стыдно? Вам не стыдно, я вас спрашиваю, штурман?

Череднин удивленно пожал плечами:

— Клянусь небом, ничего не пойму! Человек рассказывает об интересной игре своего сынишки, а ему за это читают мораль. Ты что-нибудь понимаешь, Сергуладзе?

— Я? — Сергуладзе ухмыльнулся. — Я тоже клянусь, что ничего не понимаю. У нас на Кавказе… Кстати, я давно собираюсь пригласить вас в Кахетию, Андрей Федорович. Кахетия — это сказка. Так когда-то сказала моя дальняя родственница царица Тамара. А она была самой красивой женщиной на воем белом свете. Самой красивой после Инги Весниной. Правильно я говорю, товарищ начальник? У нас в Кахетии есть закон: когда в дом входит гость, его целует девушка. Мы обойдем с вами тысячу домов, и нас будут везде целовать…

Начальник штаба подошел к Инге и, взглянув на нее, спросил:

— Вы где-нибудь еще видели таких балбесов, Инга Павловна? Уму непостижимо! Взрослые ведь люди… — Потом засмеялся: — Сотни раз они проводили меня на этой мякине, а я всякий раз попадаю на их крючок.