— Мн поэтому очень было бы больно, переходя уже въ минорный тонъ, началъ опять графъ Анисьевъ, — еслибъ я дйствительно долженъ былъ встртить на моемъ, такъ-сказать, пути такое лицо какъ князь Ларіонъ Васильевичъ…. къ которому я, съ своей стороны, исполненъ величайшаго уваженія… Хотя, конечно, пропустилъ онъ вдругъ тонко, тонко, словно остріемъ иголки, — хотя у князя нтъ отцовскихъ правъ…
Ладони приподнялись снова:
— Замсто отца — дядя, опекунъ его дтей!
— Да-съ… но у княжны родная мать есть, пропустило опять такъ-же тонко остріе.
— Есть! Глупая женщина! такъ-же однозвучно проплъ опять голосъ.
Нашего полковника нсколько какъ будто огорошила такая откровенность….
— Можетъ быть, промямлилъ онъ, невольно усмхаясь однако воспоминанію той «невозможной» глупости, — умственныя способности княгини, и точно, не отличаются особеннымъ блескомъ… Но она мать, ваше сіятельство, и уже поэтому не можетъ не желать счастія своей дочери.
— И дядя племянниц того же желаетъ! А она сама разсудительная, сама ршить можетъ!
Глаза молодаго честолюбца еще разъ тревожно поднялись и погрузились въ лицо его собесдника.
— Вы думаете что… что препятствія могутъ быть со стороны княжны… лично? подчеркнулъ онъ не совсмъ твердымъ языкомъ.
— Я ничего не думаю, — я только говорю!..
Анисьеву вспомнилось вчерашнее холодное обращеніе съ нимъ Лины, которое онъ тогда приписалъ застнчивости…
Онъ сосредоточенно уткнулся взглядомъ въ одну изъ пуговицъ графскаго сюртука:
— Ужъ нтъ ли у этого стараго шута съ его «Ларіономъ» своего какого-нибудь на примт? допытывался онъ мысленно….
Вишну все также безмятежно покоился въ своемъ кресл и слегка помаргивалъ вками, — его клонило ко сну…
— А «Ларіонъ» тонкая бестія, ршилъ прозорливый флигель-адъютантъ, — на мушку не клюетъ; съ нимъ, видно, надо cartes sur table… А впрочемъ… Надо вообще ближе изучить ситуацію!.. — Позвольте оставить васъ, графъ, сказалъ онъ громко, вставая съ мста, — у васъ кажется просители?…
— Ничего, я при теб приму!
Старикъ поднялся въ свою очередь и, переваливаясь на ходу, пошелъ къ дверямъ звать Чижевскаго.
XXXVII
Въ комнату, вслдъ за молодымъ чиновникомъ, вошли четыре вызванныя имъ лица, «къ личному разбирательству его сіятельствомъ,» какъ значилось на язык тогдашнихъ порядковъ.
Первое изъ нихъ была просительница, молодка лтъ двадцати, одна изъ тхъ русскихъ побдныхъ головокъ, про которыхъ сложилась псня:
свжая, румяная, съ карими, заплаканными отъ волненія глазами, и сквозь эти слезы улыбавшаяся полу смущенною, полуудивленною улыбкой при вид этого лысаго какъ колно, со своею добродушно выпяченною впередъ губой и офиціально приподнятыми вверхъ бровями, генерала, вершителя ея судебъ, въ которомъ она почему-то съ перваго же раза почуяла себ защитника и покровителя.
За нею шелъ мужъ; это былъ, какъ опредляла его сваха, когда высватывала ему жену, «мущина въ самомъ соку, брунетъ, и глаза на выкат». Еще весьма молодой, но уже одутлый отъ непомрнаго чаепитія, брунетъ этотъ имлъ необыкновенно дураковатый и перепуганный видъ, и жался за спиной жены, словно весь, всмъ неуклюжимъ тломъ своимъ, хотлъ уйти за ея невысокую, тонкую и юркую особу, подъ тнь этой ея великолпной русой косы, оттягивавшей своею тяжестью назадъ ея миловидную маленькую голову…
«Madame Зарзъ», заимодавица, была женщина лтъ тридцати пяти, съ утиными носомъ и походкой, чувственно отвислыми губами и жирною блою спиной и шеей, сквозившими сквозь какую-то накинутую на нихъ вязаную косынку…. Глядла она неподвижно впередъ маленькими, оплывшими отъ вчнаго лежанья глазами, равнодушная, повидимому, ко всему окружающему, и прежде всего къ исходу того за что представала теперь предъ очи грознаго московскаго владыки.
Замыкавшій шествіе мужъ ея, Осипъ Власьевъ «серебряныхъ и иныхъ длъ мастеръ», какъ значилось на его вывск, всклоченная, темная и желтая фигура, съ небритымъ подбородкомъ и табакомъ подъ носомъ, въ порыжломъ фрак и засаленныхъ клтчатыхъ панталонахъ надъ стоптанными сапогами, выглядывалъ изподлобья травленымъ волкомъ, бывавшимъ на своемъ вку и не въ такихъ передлкахъ. По одному виду его можно было безъ ошибки заключить что не даромъ было дано ему прозвище «зарза», и что онъ единственно замыслилъ и соорудовалъ все это дло векселей выданныхъ ирсовымъ его жирной супруг.
Вс они, войдя въ комнату, остановились у дверей въ выжидательномъ положеніи.
— Подойдите! крикнулъ имъ начальственный голосъ. И съ этими словами графъ всталъ въ свою офиціальную позу, то-есть, опершись лвою рукой о письменный столъ, заложилъ большой палецъ правой за послднюю пуговицу своего форменнаго сюртука и правую ногу молодцевато закинулъ за лвую.
Красивая Ирина бойко зашагала первая, за нею остальные… Чижевскій уставилъ ихъ рядкомъ, попарно, въ пяти шагахъ отъ его сіятельства.
Графъ зорко оглядлъ всю компанію:
— Зачмъ безденежные векселя давалъ? началъ онъ съ оника, останавливаясь грознымъ взглядомъ на пучеглазомъ «брунет».