— Насильно милъ не будешь, Ольга Елпидифоровна… и, конечно, — съ горечью прибавилъ онъ, — другой на моемъ мст… посл того что сейчасъ… другой, можетъ и самъ бы первый… отошелъ бы… Только я, Ольга Елпидифоровна, какъ знаю что вы пылкая и молоды, и притомъ безъ матери… безъ примра… Дай Богъ чтобы вамъ господинъ этотъ Ашанинъ настоящій мужъ былъ!.. Но, какъ и его вижу, не изъ чего иного, смю сказать, какъ изъ моихъ настоящихъ чувствъ къ вамъ, не надюсь я чтобъ и въ половину онъ васъ такъ любилъ… какъ… я… васъ люб…
Онъ не былъ въ силахъ договорить… Они доходили къ дому, на открытое мсто. Она глянула ему въ лицо, и какимъ-то внезапно-стыдливымъ движеніемъ поднесла руку къ прическ, смятой страстною рукой Ашанина… «Безъ матери, безъ примра!» зазвучали еще разъ голосомъ Ранцева его слова въ ея ушахъ.
— Я его женой никогда не буду! проговорила Ольга, глядя недвижно впередъ. Дв крупныя слезы выкатились изъ-подъ ея длинныхъ рсницъ…
— То есть, это какъ же-съ? недоумло проговорилъ капитанъ:- коли-бъ онъ вздумалъ отказаться отъ своего счастья… такъ вдь завсегда… заставить его можно, Ольга Елпидифоровна… Завсегда можно! грозно повторилъ онъ.
— Я сама не хочу! медленно проронила она, не перемняя положенія.
— Какъ же вы не хотите-съ? озадаченно глянувъ на нее, пробормоталъ капитанъ.
— Такъ, просто, не хочу! Она обернулась на него, сверкнувъ какъ прежде блестящими, уже высохшими глазами: — Ни за васъ, ни за него, чтобы никому обидно не было! Сказала жь я вамъ что я Клеопатра Акуловна!.. Только вы этого не поймете, милый капиташка, опять разсмялась она, — и не нужно! А слушать моего приказа: первое, — молчать, понимаете? Второе, — слушаться меня всегда, во всемъ попрежнему, а не то я съ вами говорить перестану. Слышали? И она повела на него тмъ знакомымъ ему соблазнительнымъ взглядомъ отъ котораго у него замиралъ духъ и подымались щеткой вс волосы на голов.
— Слышалъ! пробормоталъ онъ, окончательно сдаваясь.
— И отлично! Вотъ вамъ въ награду! И она протянула ему свою руку:- можете облобызать!..
Злосчастный капитанъ приложился къ ней какъ къ святын…
Она кивнула ему и исчезла.
Онъ долго глядлъ ей вслдъ…
«Эхъ ты судьба-мачиха!» ршилъ онъ, махнувъ отчаянно рукой, и повернулъ опять къ бесдк, гд Ашанинъ тмъ временемъ приводилъ въ чувство чуть не уморенную имъ своею измной, не по лтамъ страстную двицу Травкину.
XXXIV
Mich h"ohnt der Himmel, der bl"aulich and mailich —
O sch"one Welt, du hist abscheulich!
О ночь, ночь, гд твои покровы,
Твой тихій сумракъ и роса?
Князь Ларіонъ, почти вовсе лишившійся сна за послдніе дни, съ восходомъ солнца былъ уже на ногахъ. Онъ тотчасъ же одлся, по своему обыкновенію, и растворилъ окно въ садъ… Утро стояло великолпное… Слезинки росы сверкали алмазною пылью на стебелькахъ уже высокихъ травъ; жаворонки звенли въ голубомъ пространств неба, и сизый туманъ шатался и бжалъ по заводямъ и извилинамъ дремавшей рки, а къ ней съ поросшаго лсомъ противоположнаго берегу, съ вершинъ и по втвямъ молодой дубовой рощи все ниже и ниже, медленно и побдно, спускался, словно занавсъ литаго золота, горячій свтъ восходящаго дня…
Но не было уже отклика ликовавшей природ въ наболвшемъ сердц князя Ларіона.
— Еще день! вздохнулъ онъ, — еще днемъ ближе къ концу!.. Когда же?… «Умереть — уснуть»! сказалось ему словами ненавистнаго ему теперь Гамлета;- а жить тяжело!.. Этотъ блескъ и свтъ… къ чему? Они ничего, ничего мн не воротятъ!..