— Я знаю, промолвила, она, — я не о томъ… Я хотла спросить васъ…
— Спрашивайте, княжна! горячо вырвалось у него. — Нтъ ничего у меня на душ чего бы я не открылъ вамъ.
— Сергй Михайлычъ, почти прошептала она — я хотла спросить васъ: врите ли вы?
Онъ смутился въ первую минуту…
— Елена Михайловна, я полагалъ… что мои убжденія вамъ извстны… Я Русскій: врованія моего народа — мои врованія.
Ее какъ бы не удовлетворилъ этотъ отвтъ: она обернулась на Гундурова взглядомъ полнымъ какой-то несказанной внутренней муки:
— Да, я это знаю… Но такъ ли вы врите, Сергй Михайлычъ, чтобъ умть терпть и не роптать?
Онъ не усплъ отвтить.
Звонъ еще отдаленнаго колокольчика внезапно и отчетливо раздался въ эту минуту въ гулкомъ воздух ночи,
— Quelqu'un nous arrive, Lina! крикнула ей со своего мста Аглая Константиновна съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ.
Княжна судорожно схватилась за перила балкона.
Гундуровъ, чуть не крикнувъ, кинулся къ ней…
— Слушайте… это… онъ детъ! проговорила она дрожащимъ шепотомъ.
— Кто «онъ»?… Ради Бога! чувствуя что у него подкашиваются ноги, спрашивалъ несчастный.
Она не отвчала, она слушала, будто приросши къ периламъ этою своею судорожно схватившею ихъ рукою…
Колокольчикъ звенлъ все ближе и ближе, уже ясно сливаясь съ вскимъ топотомъ конскихъ копытъ… И вотъ уже мрно и звучно звякнули они по каменной настилк подъ сводомъ льва, колокольчикъ замеръ на мигъ, залился опять… Въ свт бившемъ отъ фонаря мелькнула мдная бляха на шляп сидвшаго бокомъ ямщика, красный воротникъ слуги на козлахъ, и крутые, лоснившіеся отъ пота крупы заворачивавшей кругомъ клумбы почтовой четверни.
Дорожная, помстительная коляска — изъ тхъ что тогда назывались флигель-адъютантскими, — скрипя по песку, подкатила къ крыльцу подъ самый балконъ. Изъ нея, проворно выскочилъ молодой военный въ шинели и фуражк съ краснымъ околышемъ, отороченнымъ блыми кантами, ловко сбросилъ съ плечъ шинель на руки выбжавшаго слуги и съ громкимъ вопросомъ: «княгиня дома?» быстро пробжалъ въ сни.
— Онъ! отшатнувшись отъ перилъ, обернулась съ этимъ словомъ Лина къ Гундурову, — тотъ за кого меня хотятъ отдать замужъ!..
Онъ какъ былъ такъ и замеръ на мст.
Губы ея шевельнулись… Она взглянула на него влажными глазами, и подняла ихъ къ загоравшимся далекимъ звздамъ:
— Ни слезъ тамъ, ни разлуки! вырвалось у нея, и она быстрыми шагами пошла съ балкона.
— O`u allez vous, Lina? встревоженно крикнула ей опять княгиня.
— Въ мою комнату! отвчала она не оборачиваясь, и исчезла.
— S'arranger les cheveux! объяснила съ лукавенькою усмшкой Зяблину Аглая Константиновна, не замчая и теперь того убитаго вида съ которымъ слушалъ ее злополучный «бригантъ» съ самой той минуты когда ему стало извстно до какого предла онъ могъ разчитывать на ея «слабость къ мущин»… Но она ничего теперь и замтить не была бы въ состояніи: ее такъ и подмывало, такъ и уносило… «Le jeune comte, le neveu de»… дале этого она уже ни о чемъ думать не могла… И тяжело поднявшись съ кресла, она собственною особой пошла на встрчу прізжему.
— Графъ Анисьевъ! громко возгласилъ бжавшій доложить о немъ офиціантъ!
— Кто такой? быстро отрываясь взглядомъ отъ сыграннаго хода, спросила Софья Ивановна окружную.
Та повторила фамилію.
Софья Ивановна увидла входившаго незнакомаго ей военнаго, услышала ликующее привтствіе Аглаи: «cher comte!»…
— Вотъ онъ, Фитюлькинъ! кольнуло ее какъ ножомъ въ сердце, и карты запрыгали предъ ея глазами будто камешки въ калейдоскоп…
Княжна между тмъ прошла прямо въ покой дяди.
Комнаты его были не освщены; только въ конц ихъ, сквозь открытый настежъ рядъ дверей, свтили зажженныя свчи подъ зеленымъ абажуромъ на большомъ стол библіотеки, и князь Ларіонъ, опершись щекой объ руку, читалъ у этого стола.
Онъ поднялъ глаза, услыхавъ шаги….
— H'el'ene! вскрикнулъ онъ, безсознательно скидывая съ головы бархатную шапочку, которой онъ прикрывалъ, по заграничной привычк, свои инд уже рдвшіе волосы.
— Я, дядя! отвчала она, останавливаясь у стола противъ него съ опущенными взглядомъ и руками.
Онъ тотчасъ же догадался:
— Онъ пріхалъ?
— Да, сейчасъ! отвчала Лина.
Съ жаднымъ восхищеніемъ, съ ноющею болью въ груди глядлъ на нее князь Ларіонъ:
— Ты иначе бы и не вздумала навстить меня, узнать живъ ли я еще!
— Вы отъ всхъ удалялись, печально проговорила она, — я думала, вы… не хотите меня видть…
Глаза его загорлись мгновенно какъ два пылающіе угля:
— Я не хочу тебя видть?
Она дрогнула подъ этимъ огненнымъ взглядомъ и невольно отшатнулась отъ стола…
Онъ это замтилъ, поникъ головою и тяжко, тяжко вздохнулъ:
— Скажи: не могу… не въ силахъ!.. Да, мн тяжело, признаюсь…
— Дядя, неужели я чмъ-нибудь могла?… Она не договорила.
Онъ не смлъ поднять снова глазъ:
— Нтъ, но ты знаешь… въ мои годы привычка — жизнь… Вспомни, мы не разставались два года… Я былъ для тебя… я думалъ… я надялся… посл отца единственный! говорилъ онъ прерывавшимся голосомъ.
— Да, дядя, тихо отвтила Лина, — я васъ такъ и почитала; посл бднаго папа вы одинъ были у меня…
— А теперь, теперь, прервалъ онъ неудержимымъ возгласомъ, — разв я одинъ?…