Четверть века назад. Часть 1

— Съ моимъ удовольствіемъ… Эта вещь тмъ замчательна, пояснялъ Факирскій, — что кром обычныхъ качествъ этого великаго передоваго таланта, на значеніе котораго такъ горячо указывалъ незабвенный Виссаріонъ Блинскій…

— Ну! скорчилъ гримасу Духонинъ.

— Что-съ? Вы не уважаете Блинскаго? вскликнулъ студентъ.

— Уважаю-ль? повторилъ тотъ:- ничего, человкъ былъ хорошій… горячій… Только въ сущности, одно-то у него и было — горячность!.. Остальное вдь все съ чужаго голоса: Станкевичъ разъ, Боткинъ два, Герценъ три!.. Кто послднее сказалъ, съ трубы того и трубилъ! Вспомните что онъ писалъ въ Молв и до чего договорился въ Петербург?…

— Учи-тель-съ! внушительно протянулъ на это Факирскій, — вдь только и есть у насъ, что онъ, да Тимоей Николаевичъ [23], и тому теперь ротъ зажали… Такъ вотъ-съ я началъ говорить про компаньонъ дю туръ де-Франсъ. Тмъ-съ эта вещь замчательна, что показываетъ намъ какъ далеко успло уйти образованное французское общество на пути новыхъ соціальныхъ идей.

— Разсказывайте! скорчилъ опять гримасу неугомонный Духонинъ, поправляя очки на носу. — Но я по этому поводу не желаю спорить… Вы начали о роман. И такъ…

— И такъ, подхватилъ на лету студентъ, метнувъ новымъ взглядомъ по направленію княжны, — два такіе компаньона, то есть, странствующіе ремесленники, Пьеръ и пріятель его, приглашаются работать, они мастерствомъ столяры, въ замокъ одного богатйшаго стараго графа… У этого стараго, вдоваго графа — внучка, Изельта, произнесъ по своему Факирскій французское имя Изё (Iseult), — и эта двушка, героиня романа, влюбляется въ Пьера.

— Какъ, вскрикнулъ Свищовъ, — такъ-таки графиня, въ простаго рабочаго, столяра?

— Да-съ, именно, и что же вы находите въ этомъ удивительнаго? закипятился вдругъ пылкій поклонникъ Жоржъ-Санда, — этотъ столяръ, это французскій увріеръ, человкъ, можетъ быть, сто разъ образованне какого нибудь нашего губернатора!..

— Ну, ужъ какъ вамъ угодно, а только онъ непремнно долженъ былъ клеемъ вонять, вашъ увріеръ, расхохотался вовсю мочь Свищовъ.

Студентъ разсердился не на шутку:

— Съ вами говорить нельзя-съ! Вы все прекрасное и высокое готовы изъ легкомыслія закидать грязью… Такъ нельзя-съ!.. нельзя такъ-съ! едва могъ онъ выговорить отъ волненія.

Свищовъ принялся унимать его:

— Ну, полно, душечка, полно, ну, пошутилъ… А вы плюньте. Плюньте и продолжайте!

Факирскій передохнулъ и еще не успокоеннымъ голосомъ:

— Изельта, заговорилъ онъ снова, — выражаетъ собою тотъ идеалъ, до котораго додумываются теперь благороднйшіе умы Запада. Богатая, она презираетъ свое богатство; аристократка, она хочетъ равенства, да-съ!.. Двственная, она первая ршается сказать Пьеру что она его любитъ, и хочетъ за него идти замужъ, потому что онъ „изъ народа,“ и „я, говоритъ она ему, хочу быть народомъ,“ — понимаете-съ?…

— А столяръ, поддразнилъ его Духонинъ, — соглашается жениться на ней и, въ свою очередь, изъ „народа“ длается графомъ?

— Вы ошибаетесь, вы очень ошибаетесь! Тутъ-то и сказывается вся сила Жоржъ-Санда и вся мощь изображаемыхъ ею характеровъ! Пьеръ любитъ Изельту страстно, безконечно, всею душой и всею мыслію своей, но онъ отказывается отъ нея. „Пока мн невдомо, говоритъ онъ, — дйствительно ли богатство — право, а бдность — долгъ, я хочу оставаться бднымъ…“ И онъ жертвуетъ всмъ, любовью своею, счастіемъ — слезы слышались почти въ голос студента, — во имя своей бдности, своей святой бдности!

— Удивительное дло-съ, безпощадно возразилъ на это Духонинъ, — какъ эти вс герои „изъ народа“ алчущіе „равенства“ не ищутъ себ героинь между своей сестрой — швеями и корсетницами, а все облюбливаютъ графинь — какихъ-то, да маркизъ!..

— Что же-съ, запнулся Факирскій, — это несомннно, что пока… аристократическое, такъ сказать, воспитаніе даетъ это… эту прелесть вншней формы… манеры, — и глаза его невольно опять устремились на княжну, — а это не можетъ не цнить всякій… всякій эстетически развитый человкъ…

Свищовъ подмигнулъ Духонину, какъ бы приглашая его ко вниманію.

— „Несомннно“ во всякомъ случа то, сказалъ онъ, что очень было бы пріятно быть — какъ бишь вы называете столяра вашего? глянулъ онъ въ глаза Факирскому;- да, Пьеръ, — очень было бы пріятно быть Пьеромъ княжны здшней, напримръ, какъ вы полагаете?…

Бдный юноша не выдержалъ: онъ сорвался съ мста, словно готовясь кинуться на зубоскала, но сдержался, и, красный какъ ракъ:

— Я съ вами говорить не хочу-съ! вскрикнулъ онъ, и побжалъ вонъ съ балкона.

— Эко молодо, зелено! расхохотался ему вслдъ Свищовъ.

— И охота же вамъ! недовольнымъ тономъ промолвилъ Духонинъ.

— Ничего-съ, осторожне будетъ! Вдь туда же, о княжнахъ мечтаетъ!.. Довольно съ нея и этого педанта! кивнулъ онъ въ сторону Гундурова. — Эхъ, вотъ до кого бы добраться! неожиданно вырвалось у него…

Духонинъ съ удивленіемъ глянулъ на него изъ-подъ очковъ:

— А что онъ вамъ сдлалъ? спросилъ онъ.

— Ничего, нагло оскалилъ зубы тотъ, — а учинять пакость ближнему никогда не мшаетъ.

— Гм! промычалъ Духонинъ, всталъ и пошолъ къ кружку ликовавшихъ отъ анекдотовъ Чижевскаго пулярокъ.