Четверть века назад. Часть 1

— Ахъ, какъ вы хороши въ этомъ костюм! говорила она ему опять, какъ бы не умя теперь ничего боле сказать и длать какъ говорить это и любоваться имъ…

— Ты хороша какъ сама красота, Оля, божество мое! восклицалъ онъ;- ты опять моя, ты меня любишь… Ты придешь опять, да?… Сегодня ночью, сюда, въ театръ…. Я все изучилъ: теб сверху изъ твоей комнаты прямо только спуститься по лстниц въ корридоръ, я буду тамъ ждать тебя… Во всей этой части флигеля ни сторожа, ни живой души нтъ… Да, ты придешь, придешь?…

Онъ изъ-подъ мантіи обнялъ своимъ атласнымъ рукавомъ ея упругую талію, притянулъ къ себ…

Она безмолвно, все шибче и шибче дыша высокою грудью, потупила свои влажные глаза…

— А теперь только разъ, разъ! шепталъ онъ, чувствуя какъ у его груди билось ея сердце…

Губы ея прижались къ его губамъ…

— А теперь довольно, пустите… пусти! вскликнула она вдругъ, — могутъ замтить!..

Она отпихнула его, выпростала шлейфъ изъ угла, подобрала его на руку, и побжала прямо, вдоль кулисъ, еще не отдавая себ ясно отчета въ томъ что длала. Она остановилась у передней занавси, и приникла пылавшимъ лицомъ къ просвту, сквозь который видна была зала.

Прежде всего кинулся ей въ глаза блестящій флигель-адъютантъ. Онъ стоялъ въ первомъ ряду, спиной къ сцен, и разговаривалъ съ «петербургскою царицей». Онъ нсколько разъ повертывалъ голову, и усмхаясь какъ бы ожидалъ, показалось ей, не увидитъ ли онъ ее именно тутъ, на томъ мст откуда она глядла на него…

Она долго такъ, нсколько сгорбившись и осторожно выдвигая чуть-чуть голову въ просвтъ, стояла у этой занавси. За нею, наклонясь надъ ея спиной, какъ бы для того чтобы видть тоже, стоялъ Ашанинъ и пьянлъ отъ близости ея роскошнаго, съ запахомъ свжести и ириса молодаго тла…

Ольга какъ-то внезапно выпрямилась, обернулась, — Ашанинъ посторонился… Она прошла на пустую сцену, остановилась…

— Послушайте, сказала она тихо и оглядываясь, — я васъ обманывать не хочу, я не приду… Я не могу! быстро примолвила она, глянувъ на его оторопвшія черты, на его поблвшія губы, — не могу! сказала она еще разъ, — я вамъ ужь говорила, я такая… капризная. Вы красивый, да, вы мн нравитесь… но у меня другое, совсмъ другое, вы мн только мшать будете!.. Я васъ прошу, пожалуста, не сердитесь, но я не могу, не могу!.. И вы больше мн никогда, никогда не говорите!..

И какъ птица съ мста, она разомъ вскинулась, повернулась, и, подобравъ шлейфъ, со всхъ ногъ побжала со сцены.

— Ольга, гд ты была? Я шла искать тебя, вскликнула бжавшая ей на встрчу по корридору Eulampe.

— Ахъ, тамъ все этотъ Ашанинъ со своими глупостями! засмялась ей въ отвтъ барышня.

— Нтъ, душка, расхохоталась въ свою очередь, ршительная «пулярка», — онъ такой восхитительный сегодня, ему сегодня все можно!..

Ольга перебила ее:

— А прочія гд?

— Въ уборной, тамъ чай поданъ…

Он пошли туда. Но въ то же время раздался колокольчикъ, призывавшій актеровъ на сцену ко второму дйствію. Изъ уборной вышла Офелія, участвующая въ первомъ его явленіи, и прошла молча мимо Ольги.

— Какъ вы блдны, Лина! вскрикнула барышня, воззрясь на нее, — вы не румянились?

— Нтъ, коротко проговорила княжна, — мн и надо быть блдной…

«Да, подумала, поглядвъ ей вслдъ, Ольга, — она тутъ говоритъ отцу что ее перепугалъ сумашедшій Гамлетъ… Но она и сама по себ разстроена… И этотъ тоже! добавила она мысленно, замтивъ входившаго изъ сада въ корридоръ Гундурова, — видно, плохо приходится!..»

И она безсердечно усмхнулась

LVI

Второе дйствіе прошло почти до конца еще удачне перваго; лицеди наши стояли теперь твердо на ногахъ и между ними и зрителями чувствовалась уже та незримая, но живая связь при которой все выходитъ у актера какъ бы само собою, ладится и говорится ловко, естественно и эффектно, а зритель какъ бы самъ длается участникомъ въ томъ оживленіи какое видитъ онъ предъ собою на сцен. Полоній не сходитъ съ подмостковъ въ продолженіе всего этого втораго дйствія, и Елпидифоръ Павловичъ Акулинъ имлъ тутъ полную возможность разыграться на простор, окончательно очаровать начальство, и показать себя во всемъ разнобразіи оттнковъ его роли въ этомъ дйствіи, начиная со сцены со слугой, котораго Полоній отправляетъ въ Парижъ «съ хитрымъ наставленіемъ» какъ «сторонкой, да обходомъ, да уловкой, всю истину провдать о Лаерт» (причемъ храбрый капитанъ Ранцевъ два раза сбился съ реплики), и кончая забавными разглагольствіями его о сумашествіи Гамлета изъ-за любви къ его дочери, сначала въ сцен съ нею (гд княжна была прелестна) и потомъ въ разговор съ королемъ и королевой. Его неподдльное оживленіе, искренность его комизма сообщались зрителямъ и возбуждали въ нихъ какое-то ликованіе. Зала отвчала смхомъ чуть не на каждое его слово; графъ веселился какъ ребенокъ, а старикъ смотритель съ блаженною улыбкой на лиц то и дло оборачивался на своихъ учителей, одобрительно кивая и подмигивая.