Четверть века назад. Часть 1

Онъ подалъ ее барину. Софья Ивановна писала:

«Теб нуженъ къ костюму медальйонъ на цпи. Княжна вспомнила и посылаетъ. Береги особенно, въ немъ портретъ отца ея въ молодости».

— Ну, вотъ и чудесно! говорилъ Духонинъ, между тмъ какъ Сергй вынималъ требуемое изъ коробки сопровождавшей записку. — Это принадлежитъ тетушк вашей?

Гундуровъ судорожно, почти грубо вырвалъ цпь изъ рукъ Духонина, накинулъ ее себ на шею, и засунулъ медальйонъ между пуговицъ колета, въ боязни чтобы тому не вздумалось открыть его…

Благовоспитанный Москвичъ недоумвая поднялъ на него глаза:

— Что съ вами, Гундуровъ?

Сергй схватилъ его за об руки:

— Ради Бога, не сердитесь!.. Я… я самъ не знаю что со мною длается!..

Злоба душила Свищова. Ему надо было отомстить, «взять свое» за претерпнное имъ сейчасъ униженіе… Онъ нашелъ:

— Ну, батенька, обратился онъ къ Карнаухову, — вотъ посмотрите на нашу Офелію! Предваряю заране: сердечко на привязи держите!

Толя, которому въ это время подклеивали бороду, рванулъ головой вверхъ такъ что вся борода осталась въ рук парикмахера, и возгласилъ на распвъ:

Благоговю богомольно
Передъ святыней красоты!

— Да-съ, захихикалъ на это Свищовъ, — счастливъ этотъ преторіанецъ петербургскій,

Святыни сей ближайшій обладатель!

— Разв это ршено? тревожно воскликнулъ Толя; онъ раздлялъ вс иллюзіи своихъ родителей относительно возможности брака сестры его съ Анисьевымъ.

— И вчно этотъ вашъ вздоръ и выдумки! заволновался Факирскій, одвавшійся въ углу рядомъ съ Шигаревымъ. — Откуда вы это взяли?

— Есть много на земл, мой другъ Факирскій,
Что и не снилось мудрости твоей!

задекламировалъ, продолжая хохатать, нахалъ. — Я полагаю во всякомъ случа что для княжны эта «выдумка» нисколько не обидна.

— Почему вы такъ полагаете-съ? воскликнулъ студентъ, кипятясь и избгая въ то же время встртиться глазами съ Гундуровымъ.

— А потому полагаю-съ что она цну должна себ знать… Да и вамъ бы, кажется, знать надлежало, юноша прекрасный, что такія золотыя пташки не про нашихъ московскихъ соловьевъ!..

— А про петербургское воронье, по вашему? пылко вскликнулъ изъ другаго угла Духонинъ.

Свищовъ торжествовалъ:

— Э, батенька, лаяться-то вс мы мастера! А вы взгляните-ка на него: тридцати безъ малаго лтъ, — полковникъ, царскій адъютантъ, съ тверди небесной вс созвздія себ на грудь перевелъ… А мы съ вами ну-ка-съ?…

— Такъ вы бы… началъ было студентъ…

— Бросьте, не стоитъ! громко и презрительно остановилъ его Духонинъ.

— А будь я испанскимъ королемъ, господа, неожиданно заговорилъ Шигаревъ, въ ожиданіи свободнаго мста у зеркала, сидвшій, весь уже одтый, на диван, съ поджатыми ногами и какимъ-то полотенцемъ, скрученнымъ чалмой кругомъ головы, — я бы непремнно для Свищова орденъ сочинилъ!

— Не американскаго ли попугая? спросилъ тотъ, насмшливо оглядывая его свтлозеленый костюмъ.

— Жирно будетъ, не по чину теб! возразилъ шутъ;.- нтъ братъ, сочинилъ бы я для тебя паука большаго креста, — да паутина у тебя дрянь: комаренокъ, и тотъ насквозь ее прорветъ…

Онъ ошибался, — крылья Гундурова завязли въ этой паутин. Слова Свищова, что называется, добивали его. Громко, циническими устами выговорено было о немъ теперь то о чемъ онъ думалъ съ самаго утра, — то сужденіе какое произнесетъ «весь свтъ» когда «претензіи» Гундурова станутъ вдомы этому свту. «Такія пташки не про московскихъ соловьевъ» каковъ онъ, повторитъ этотъ безсмысленный свтъ, скажутъ вс эти «жалкіе», эти «пустые люди»… А она?… Она прислала ему сейчасъ этотъ медальйонъ… Но она «должна знать себ цну!»… О, какъ это все тяжело, унизительно, обидно!..

Молодыя, чуткія сердца еще сильне способны ощущать страданіе чмъ радость. Чувство жгучей, невыносимой боли охватило все существо Гундурова… О, куда уйти, куда уйти отъ него!.. Онъ поводилъ кругомъ моргавшими глазами, спрашивая себя, не кинуть ли все сейчасъ, вмсто сцены велть заложить коляску, и съ мста отправиться въ путь подальше, подальше, гд бы онъ могъ все забыть, гд бы имени ея никто не произносилъ предъ нимъ.

— Господа, доложилъ входя режиссеръ, — княгиня прислала спросить: пора ли гостямъ въ залу театра? Безъ четверти восемь!

Суета поднялась въ уборной:

— Мы сейчасъ готовы!..

— Я нтъ, я нтъ, испуганно восклицалъ Маусъ, игравшій Гильденштерна, — не могу до сихъ поръ усовъ добиться!

— Сею минутой, сею минутой! чирикалъ, мечась какъ угорлый по комнат, Василій Тимоеевъ.

— «Прощай, прощай, прощай, и помни обо мн!» договаривалъ себ мелкою дробью изъ своей роли землемръ-Тнь облеченный въ панцырь и шлемъ, украшенный двумя по бокамъ его крылами, согласно рисункамъ Ретча, и съ пристегнутымъ къ задней сторон этого шлема сроватымъ плащемъ окутывавшимъ его всего.

— А король-то нашъ, лорды и господа, король нашъ какъ, великолпенъ!