Четверть века назад. Часть 1

По другую его руку сидла по прежнему графиня Воротынцева, посадившая подл себя съ другой стороны, вмсто имвшаго занять это мсто князя Лоло, Софью Ивановну Переверзину. Лина познакомила ихъ предъ обдомъ. Оказалось что графиня много слышала про нее отъ одной своей тетки, которую она очень любила и которая была одного выпуска изъ Смольнаго и очень дружна съ Софьей Ивановной. Он съ перваго взгляда очень понравились другъ другу; свтская петербургская женщина оцнила сразу оригинальность и прямоту этой пожилой, образованной провинціалки, отъ которой такъ и вяло тономъ и привычками, складомъ ума старинной „bonne soci'et'e“… Он не переставали разговаривать между собой въ продолженіе всего обда, вслдствіе чего, едва успли встать изъ-за стола, вся семья Карнауховыхъ съ Толи въ томъ числ, сочла нужнымъ представиться Софь Ивановн „en qualit'e de voisins“, и княгиня До до, вызвавъ на уста очаровательнйшую изъ улыбокъ своихъ минувшихъ временъ, просила дозволенія постить ее въ Сашин. Графъ Анисьевъ, съ своей стороны, узнавъ отъ Женни что она тетка Гундурова, не переставалъ изучать ее украдкой во все продолженіе стола, и изъ этого изученія вынесъ такого рода понятіе что это „старуха съ которою, пожалуй, придется считаться“…

Самъ онъ сидлъ, по назначенію хозяйки, между обими княжнами, Линой и Женни, и на этомъ жгучемъ пункт велъ себя съ искусствомъ опытнйшаго стратега. Онъ такъ равномрно поворачивалъ свою глянцовитую голову то направо, то налво, такъ аккуратно распредлялъ свои улыбки между обими своими сосдками, такъ безпристрастно длилъ между ними цвты своего остроумія, что все это могло бы быть взввшено на аптекарскихъ всахъ, и самый зоркій взглядъ не въ состояніи былъ бы подмтить на какую сторону склонялись эти всы. Но стороны за то относились къ своему центру далеко не равномрно: добродушная Женни весело смялась и болтала въ запуски за нимъ; его блестящія рчи шли мимо ушей все такъ же нмой и глухой теперь ко всему Лины. Она ничего не ла… Какой-то туманъ разстилался предъ ея глазами… Участіе петербургской гостьи, бесда съ нею, не успокоили, — они какъ бы еще усилили ея грусть и тревогу… „Какъ онъ долженъ страдать!“ проносилась въ сотый разъ у нея въ голов все та же мысль. И тутъ же приходилъ ей на память какой то стихъ изъ ея роли Офеліи… „А затмъ какъ?… Забыла!.. Боже мой, если я вдругъ на сцен не вспомню реплики!..“ Она глядла прямо предъ собой: все въ томъ же туман мелькали предъ ней озабоченное лицо Софьи Ивановны, и рядомъ съ нимъ приподнятые на углахъ, живые, темные глаза….

„Она знала папа… ей были тогда мои годы…“ Дрожь пробгала по спин Лины. Предъ нею рисовалась большая высокая комната съ уходящими въ темь углами, мраморная доска стола съкарселемъ подъ зеленымъ абажуромъ, уставленная стоянками, и рядомъ, на подушкахъ, подъ приподнятымъ пологомъ, исхудалый, тонкій, незабвенный профиль… „Искупи меня, искупи меня, гршнаго!“ сквозь надрывающій кашель, вся замирая, разслушивала она его слова…

— Давно никто не внушалъ мн къ себ такого сердечнаго чувства какъ эта двушка! говорила въ то же время про нее графиня Воротынцева своей сосдк; — et pauvre enfant, я пари держу, — elle doit avoir une grosse 'epine `a travers le coeur… Вы знаете что? спросила она поспшно, пораженная выраженіемъ лица съ которымъ слушала ее Софья Ивановна.

— Знаю, отвчала та, — и съ радостью, примолвила она съ обычною своею живостью, — сейчасъ отдала бы все что остается мн жить чтобы вытащить эту занозу изъ ея… и еще другаго сердца!..

L