Четверть века назад. Часть 1

Барышня ногъ подъ собою отъ счастія нечувствовала; она млла и присдала, присдала и, млла…

— У васъ, говорятъ, прелестный голосъ… Услышимъ мы васъ сегодня вечеромъ?

— Къ несчастію моему, non, comtesse! Я въ Гамлет не играю… Но завтра я буду, буду много пть… А еслибы вы знали, madame la comtesse, — и барышня внезапно скрестила себ на груди съ умоляющимъ видомъ руки, — какъ бы я была счастлива еслибы вы слышали какъ я пою!

Въ невинныхъ грезахъ своего пылкаго честолюбія, въ этой «петербургской цариц» барышня наша прозрвала уже лучшій для себя путь «попасть ко двору за пніе».

«Петербургская царица» словно угадала что происходило у нея въ душ, она засмялась: — Если вы воображаете что я что-нибудь понимаю въ музык, вы очень ошибаетесь! Je m'entends en beaux yeux beaucoup plus qu'en musique, любезно примолвила она, глянувъ въ эти beaux yeux очарованной двицы, и поклонившись ей съ новою улыбкой, ушла въ назначенный для нея покой, въ сопровожденіи княгини Додо все еще злобной какъ сычъ и мрачной какъ воронъ.

Графъ кушавшій кофе въ гостиной подозвалъ и посадилъ барышню около себя, зрлище отъ коего сидвшая тутъ не по далеку «образованная окружная» сочла почему-то нужнымъ закрыть лицо себ веромъ.

— А гд отецъ? невиннйше спрашивалъ между тмъ Ольгу его сіятельство.

— Онъ здсь, графъ! Прикажете позвать къ вамъ?

— Позовите!

Толстый Елпидифоръ, державшійся все время въ сторонк, но постоянно на чеку, выросъ какъ изъ-подъ земли.

— Дороги у тебя хороши! Распорядительный! милостиво заплъ свой акаистъ графъ вытянувшемуся и какъ маятникъ опускавшему и подымавшему предъ нимъ свою круглую голову исправнику, приглашая въ тоже время его дочь занять прежнее свое мсто рядомъ съ нимъ на диван:- въ одномъ только мст тамъ, мостикъ, помнишь?

— Изволите поврить, ваше сіятельство, вскрикнулъ Акунинъ, — хоть изъ собственнаго кармана чини! Земля тутъ, смю донести, спорная, двухъ помщиковъ: одинъ говоритъ, «за мной не утверждено,» а тотъ опять: «пусть, говоритъ, кто отымаетъ, тотъ и платитъ»!.. А все то мсто гроша не стоитъ, одно болото… Такъ-съ, изъ гонора изъ пустаго тяжбу ведутъ…. Что денегъ имъ стоитъ!..

— А деньги кому? нежданно заключилъ графъ: — судь!

— Это совершенно такъ изволите говорить, ваше сіятельство, захлебнулся счастливымъ смхомъ Елпидифоръ… — Напоминаетъ это мн-съ, заговорилъ онъ вдругъ, окидывая начальство зоркимъ взглядомъ и уже совершенно понявъ какъ и чмъ его взять можно, — напоминаетъ мн-съ когда я еще въ полку служилъ….

— Въ гусарахъ былъ? прервалъ графъ, ткнувъ впередъ пальцемъ.

— Въ герцога Нассаускаго уланскомъ полку въ ту пору штабъ-ротмистромъ состоялъ, ваше сіятельство!

— Да.

— Такъ что же?

— Стояли мы тогда въ благословенной Малороссіи…

Графъ засмялся, откинулъ ладони, и подмигивая сбоку Ольг Елпидифоровн:

— Хохлы! проговорилъ онъ.

— Такъ точно, ваше сіятельство, задребезжалъ за нимъ Елпидифоръ;- презабавный, изволите знать, народецъ. Такъ вотъ о нихъ съ осмлюсь разказать… Лежатъ это два такіе хохла въ лсочк,- слышатъ, кукушка закуковала. Одинъ изъ нихъ и говоритъ другому: Грицко, а Грицко! — А ну? — Отто мини зозуля закуковала! — А отже сбрехавъ! говоритъ другой, — не тоби, а мини закуковала! — Кажу-жъ, мини, а не тоби…. И вышелъ у нихъ изъ-за этого споръ, и оттаскали себя Хохлы за чубы такъ что у каждаго хохолъ другаго остался въ рук…

— Дураки!.. какъ ребенокъ уже хохоталъ графъ. Толстый Елпидифоръ, дйствительно, въ числ другихъ своихъ талантовъ, воспроизводилъ Хохловъ неподражаемо.

— Вотъ-съ, ваше сіятельство, продолжалъ онъ, — и пошли они оба къ судь чтобъ онъ ихъ разсудилъ. Пришли, поклонились, разказали. — Добре, говоритъ судья; клади кажный на столъ по карбованцю. Вытащили они по рублю, положили. — А ну-те-ка, каже, теперича почеломкайтеся! (это поихнему «поцлуйтесь» значитъ, ваше сіятельство.) Почеломкались. — Ну, каже, а теперичка идыть соби до дому! Поглядли Хохлы на него, другъ на друга поглядли, въ затылк себ почесали:- А бильше, кажутъ, ничого и не буде, панъ судія? — А чого жъ, говоритъ, вамъ бильше! Сами видли: ни тоби, а и ни тоби куковала зозуля, — мини она куковала! Взялъ онъ карбованцы со стола — и положилъ себ въ карманъ

— «Ни тоби,» «ни мини!» повторялъ графъ сквозь громкій смхъ, — потому все судь пошло. Хорошо разказываетъ! подмигнулъ онъ снова нашей барышн. И тутъ же, заложивъ большой палецъ за пуговицу сюртука:

— А что тебя губернское правленіе милуетъ? спросилъ онъ исправника офиціально шутливымъ тономъ.

Толстый Елпидифоръ игралъ уже на немъ какъ по струнамъ:

— Эхъ, ваше сіятельство, вотъ ужь у насъ гд оно сидитъ, губернское правленіе! Онъ похлопалъ себя рукой по затылку;- не смю только утруждать…

— Ничего! Пойдемъ ко мн! Я теперь свободенъ! Ты хорошо разказываешь!.. Шалунья, до свиданія! обернулся подымаясь старикъ къ Ольг.

Она поднялась за нимъ, и словно възжая своими забирающими глазами въ его китайскіе глаза:

— Я васъ обожаю, графъ! прошептала она ему.

— Шш, при отц! Что подумаетъ! погрозилъ онъ ей лукаво пальцемъ на прощанье, и ушелъ съ Елпидифоромъ, довольный какъ мдный грошъ.

Ольга поглядла ему вслдъ: