Читаем Чешский с Карелом Чапеком. Рассказы из одного кармана полностью

Ulice se probudila ječením policejních píšťalek; poklusem se sbíhaly patroly z celého rajónu, z komisařství přiběhli tři muži cestou si zapínajíce kabáty, za pár minut přihrčela motorka z ředitelství a z ní vyskočil policejní důstojník; v tu chvíli už strážník Bartoš byl mrtev a Krejčík umíral drže se za břicho.

Do rána bylo provedeno asi dvacet zatčení (до утра было произведено около двадцати арестов); zatýkalo se naslepo (арестовывали вслепую), protože vraha nikdo neviděl (поскольку убийцу никто не видел); ale jednak strážníci museli nějak pomstít smrt dvou svých lidí (но, с одной стороны, полицейские должны были хоть как-то отомстить за смерть двух своих коллег; jednak – отчасти; jednak… jednak… – с одной стороны… с другой стороны…), jednak se to tak obyčejně dělá (с другой стороны, так все обычно и происходит): počítá se s tím (в расчете на то; počítat – исчислять, считать), že některý ze zatčených náhodou kápne božskou (что кто-то из арестованных проговорится/скажет правду; náhodou – случайно, ненароком; kápnout božskou /фразеологизм/ – сказать правду, признаться).

Do rána bylo provedeno asi dvacet zatčení; zatýkalo se naslepo, protože vraha nikdo neviděl; ale jednak strážníci museli nějak pomstít smrt dvou svých lidí, jednak se to tak obyčejně dělá: počítá se s tím, že některý ze zatčených náhodou kápne božskou.

Na direkci se vyslýchalo nepřetržitě po celý den a celou noc (в управлении непрерывно допрашивали весь день и всю ночь); bledí a umoření notoričtí zločinci se svíjeli na skřipci nekonečných výslechů (бледные и измученные/изнуренные предполагаемые преступники корчились на дыбе бесконечных допросов; notorický – отъявленный, заядлый; svíjet se; skřipec – зажим; дыба), ale ještě víc se třásli před tím (но больше всего они содрогались /при мысли/ о том; třást se – содрогаться; беспокоиться), až je po výslechu vezme pár strážníků mezi sebe (что за них после допроса возьмется пара полицейских); neboť ve všech lidech od policie bouřila temná a strašná zuřivost (поскольку во всех полицейских бурлила темная и страшная ярость; neboť – ибо, потому что). Vrah strážníka Bartoše přerušil ten jistý familiérní poměr (убийца полицейского Бартоша нарушил тот надежную/безопасную непринужденную/фамильярную связь/отношения; poměr – отношения), který je mezi strážníkem z povolání a zločincem z povolání (которые существуют между полицейским по призванию и преступником по призванию); kdyby jen střílel (если бы он просто: «только» выстрелил), budiž (ладно/так и быть), ale střílet do břicha (но стрелять в живот), to se nedělá ani zvířatům (так даже с животными не поступают; zvíře, n – животное, зверь).

Перейти на страницу:

Все книги серии Метод чтения Ильи Франка [Чешский язык]

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки