Черта

Не только достаточно благожелательной, но и более системной была в отношении евреев политика его сына, взошедшего на престол после убийства Павла. Проводя реформы в начале царствования, Александр I создал Комитет по благоустройству евреев, призвал еврейские общины составлять проекты, вносить свои предложения для разработки законов. Принятое в 1804 году Положение о евреях не носило открыто дискриминационного характера. Более того, оно в допустимых для империи пределах говорило о правах еврейского населения, в том числе религиозных: не разрешалось «…притеснять, ни даже беспокоить их в отправлении веры и в общей гражданской жизни ни словом, ни делом». Конечно, Положение не исключало многочисленных запретов для евреев во всех областях экономической, социальной, политической жизни, но все же это было регулирование их жизни, а не попытка окончательного притеснения и унижения.

Совершенно по-другому вел себя по отношению к евреям Николай I. При нем политика в еврейском вопросе превратилась в череду невиданных доселе попыток отрегулировать все, даже самые незначительные стороны жизни еврейских общин. Надо сказать, что это было свойственно всей политике Николая I, важнейшей частью правления которого стала кодификация законов Российской империи. Так или иначе, содержание политики царя по еврейскому вопросу (запрещение кагалов и ношения традиционных одежд, набор в рекруты) и насильственные формы ее проведения стали жестоким ударом по российскому еврейству. Дополнялось же все это принятием на государственном уровне фундаментальной идеологической концепции «Православие. Самодержавие. Народность». Никогда – ни до, ни после Николая I – не подвергалось еврейство столь массированной религиозно-идеологической атаке с целью христианизации.

Правление царя Александра II было, безусловно, самым благоприятным в истории евреев Российской империи. Причиной тому были, конечно же, не только личностные качества царя-освободителя, но и его комплексный подход к модернизации страны, в рамках которого постепенное решение еврейского вопроса было частью общей, всеобъемлющей программы по преобразованию государства. При этом, однако, многие послабления делались в форме конкретных распоряжений, а не изменения законодательства, поэтому появление на престоле царя с иными взглядами и личными установками могло изменить условия существования евреев в России до неузнаваемости.

Так оно и произошло с воцарением Александра III, безусловного, по общему мнению, антисемита и недруга еврейского народа. В первый же год правления он принял «Временные правила», серьезно ужесточившие условия проживания евреев в границах Черты и во внутренних губерниях, куда прежде чудом удалось просочиться евреям – представителям отдельных социальных категорий. Многочисленные примеры антиеврейской политики Александра III читатель встретит и в тематических, и в региональных очерках данной книги.

Николай II, не слишком похожий на отца, из его личностных качеств унаследовал, пожалуй, два: искреннюю любовь к семье и явную неприязнь к еврейскому населению своей империи. Второе качество приводило к тому, что одна часть антиеврейских эксцессов в стране возникала благодаря откровенно антисемитской политике властей, как это было с делом Бейлиса, а другая была следствием озлобления широких масс коренного населения, как в случае с погромами начала века. Две эти волны в конце концов сходились, а полиция и армия вместо того, чтобы защищать избиваемых евреев и оказывать им помощь, разоружала еврейскую самооборону. Поэтому вполне логичным стало вовлечение части еврейского населения в процессы, вызванные общим нарастанием революционных настроений в империи и все отчетливее принимавшие форму борьбы за свержение монархии.

Неоднозначная, если можно так выразиться, политика государства порождала в еврейском сообществе различные модели поведения, которые можно объединить в три основные тенденции.

Первая – попытка любым способом дистанцироваться от властей. Замкнутость еврейского сообщества эпохи Черты, безусловный приоритет ценностей традиционного образа жизни, неприятие чуждых влияний – все это, с одной стороны, требовало, а с другой – позволяло держаться подальше от контактов с внешним миром и от тех, кто этим миром управлял. Взаимоотношения начинались в основном тогда, когда власть сама приходила к евреям, а приходила она неумолимо: достаточно вспомнить 1827 год, набор рекрутов в армию и трагедию кантонистов. Столь жесткое, если не сказать жестокое, вмешательство государства в жизнь евреев, покушение на их детей, вызывало недовольство и даже противостояние; последнее, впрочем, не носило организованного характера и заключалось разве что в отдельных попытках уберечь юношей от бесконечной военной службы, уничтожавшей в них все еврейское. Это недовольство властью не было движением, направленным против системы, оно не поднималось до борьбы политической – то есть собственно революционной.