Чернилами добра и зла

Отче Гаук, прости, не успел
Для Ковчега найти капитана
И оставил судьбе как толпе,
Что Потопом судьбы окаянна —

Окаянна религией нар
С паханом над опущенным поцом.
Это временный век – Арканар.
Время лепит людское из скотства,

Где в святых – душегубы в миру,
Судьи – воры в законе и скверна.
Нынче умный не нужен двору,
Нынче нужен собакою верный.

Дон, владея мечами, как Бог,
Воскрешать не способен речами.
Уводил, упасал, если мог,
Историчен, глазами печален.

От истории вонью разит,
Но цветы, что она невзлюбила,
Только Господу видеть в грязи
Агрессивного серого быдла.

Всем, кто грамоту знает – висеть
На сегодняшней серой странице,
Но висеть им на той высоте,
Где парили, свободны, как птицы.

Охотничий сезон

Придёт охотничий сезон
И выйдет на охоту
Охотник-правда, вперит взор
В кусты, где лживо что-то.

Отстрел откроется.
Его
Ждал, как ребёнок – сказку,
Кладовочный запретный ствол,
Блестя ружейной смазкой.

Металл не задрожит в руках,
Убийственен и строг он.
Как будто полотно клинка
Свернулось некрологом,

В который впишут имена —
Пробелы ждут и верят,
Ещё пусты.
Нельзя не знать,
Кого сочтут за зверя.

То ведают трава и лес,
А ствол все цели знает.
И пуля слогом при стволе
Лукавит, наливная,

Но вылетит в свой срок, проста,
Пока черёд скрывая,
В патроне ягодой хлыста
Свинцово созревая.

А зверь, рядясь в слова людей,
Скрывая потрясенье,
На четырёх рванёт к воде,
Где лодка и спасенье.

Его, раздумавшего сметь,
Найдёт и в бегстве птицей
Между уключинами плеть,
Как правда под ключицей.

Очередная тщетная попытка объяснить

Рассвет под теплотою мотылька —
Ладони, где оставили мозоли
Года.
Она недвижима, пока
Предплечье спящей женщины неволит.

***

Войдя в реестр, строке благодаря
Чиновницы, читавшей по бумаге
В костюме, что синее, чем моря
Чернил, губами, пламеннее флага —

Тогда,
не соблюдая ритуал
С расставленными ножками Мальвины,
Чью попку радиатор нагревал
Желанием сказать «Прощай, невинность»,

Пошли пешком.
Официальный штамп
Любовь обрачил, но не объяснил нам,
Привычная ночная нагота
Цвета на полотне не изменила.

***

Непросто описать поток годов,
Словами о любви сказать не легче.
Быть может:
Всё шершавее ладонь,
Но всё на том же утреннем предплечье.

Память