Читаем Чернилами добра и зла полностью

Тоска, ностальгия в глазах у заблудшего пса,Порвавшего цепь вековую,Бежавшего голода, блох и парши у крыльца,Что в будке зимуют.В местах, где весь год и тепло, и полно колбасы,Заботливых ветеринаров,Ошейник всегда от Виттона, а шерсть и усыБлестят самоваром,Сапог не лизать у хозяина и никогдаХвостом не сигналить у входа.И скучно и грустно, и некому лапу подать,И душит свобода.<p>Ночное</p>Ладони давят на виски,Огонь и я не на свободе.В камине наши языкиНе достигают дымохода.До неба – только он с трубой,А там на черноте ржаногоВ кристаллах соли голубойГорит яичница сверхновой,Свет излучающей строки.В чернилах ночи – руки, годы.Тянусь туда, где высокиСлова без цвета дымохода.В нём чернота послойным злом —На всех цыганок черноглазых,На сто Малевичей и флотС пиратским парусом и флагом.Вот ничего не написал,А в кассе – треск клавиатуры.Плачу́ наличными в часахЗа короб7 дров литературных.Изголодавшийся рассветЖрёт по одной минуты, звёзды,Но нет сверхновой в голове,Которой рано или поздно.<p>Ночной сонет</p>У ночи нет пейзажа за окном —А ля Малевич красками и темой,Рядится пыльным зеркалом оно,А взгляд, как муха, бьётся в эту темень.Вживляет ночь и в красный глаз винаМагические свойства амальгамы,И страх от подсознательного днаК поверхности вплывает вверх рогами.Ночь – это день, оставленный в углу,Где одиноко, призрачно и жутко.Кровавый труп заката на полу.Ночь – это наказанье, промежуток.И полночь полубредит в полусне,Своей пугаясь тени на стене.<p>Нырнув руками в норы рукавов</p>Нырнув руками в норы рукавов,Он вынырнул по запонки запястий.Чудачество – свободы торжество,В котором для фантазий нет препятствий.А фрак покроен чудеса творить.Офраченный – в ночи иного века,Где аморальной Эммой Бовари,Луна плывёт за мышьяком в аптекуРастратчицей, изменницей нагой,Публичной, но с мечтательностью диска,Что бел лицом и женскою ногойНа звёздном пляже для одной нудистки.Скурив цигарку «Космос» фильтра до,В полуподвальном ресторане страшномЗаказывал омара и «Бордо»,Официанта на два века старше.И «Рислинг», бывший в бочке пару лет,И хек перемороженный до треска,И шаткий стул на варварской землеЧудак во фраке принимал, как в кресле.Кривлялся электрический ансамбль,У рта солиста выступала пена,Но это было где-то – где-то там.Ему с луной звучал ноктюрн Шопена.На чай добавив франки к «итого»,Он встретил на границе тьмы и светаДвух санитаров, ждавших фрак его,Державших заведённою… карету!<p>О грусти клёны говорят</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги