Чернилами добра и зла

Мороз межгубье конопатил,
Жара душила кляпом рот,
Прикладом ветер под лопатки
Лупил – лишь выйди из ворот.

От Балтии до Магадана
От снежных гор до дюн пустынь —
Суперканалы, мегадамбы
Да безымянные кресты.

Но солнце белого налива,
И холод будут помнить впредь,
И ворон, ждавший терпеливо,
Как смерть, что не перетерпеть.

Переписав, перевернули
Страницу вязней без вины,
Кто грудью шёл на щебет пули,
А та летела со спины.

Салюты, как букеты радуг,
Потомкам светят в темноте,
А внукам не узнать о правде,
Поскольку знать не захотеть.

Никак не ближе к сути волшебства

Никак не ближе к сути волшебства,
Я, бифокальность на носу смещая,
И отступив на шаг или на два,
Не дал определения прощанью.

Наверно, это даже хорошо,
Что нам не разгадать его, и, может
Прекрасно быть, оно темнит душой
Умышленно, дабы стихи умножить.

Но, чтоб открыть устройство красоты,
Снял с октября посмертно маску-слепок,
Чтоб разделить морщины и черты,
Как будто я – учёный напоследок.

В стране дождя к его стене припёрт.
Не выучив язык аборигена,
Толкую знаки лишь, двуног, беспёр
Общипанной насмешкой Диогена.

Новые краски на старом мольберте

Чем выше скорость – мимо сёл,
Посёлков, городов, перронов —
У точки зрения на всё,
Которая одностороння,

Тем больше сдвиг в отсчёте лет
От жизни и её размеров,
Где сохраняет скорость свет,
Но у́же окна, а портьеры

Повисли безразличьем рук,
В морщинах ткани – пораженье
Попытки обеззвучить стук
Иного времени в движенье.

Не изменяя вес констант,
Сменились краски на мольберте,
И растянулась темнота,
Послушна формулам Альберта.

Христос партиен и пресвят,
Как встарь, сейчас – единоросом;
Не ходит в рубище до пят
И регулярно платит взносы.

Подорожанья жизни нет,
Лжецы – пикетчики у бровки:
Она, как прежде, по цене
Стакана тёплой газировки.

Новый Левитъ