Чернилами добра и зла

Чем тяготишься, правый друг, пустуя?
Исподы спальных мест – не потолки.
А помнишь, как, под небом протестуя
Против погод, мы наперегонки
Летели через двор открыть калитку,
Я – левое, ты правое крыло,
А слыша писем чтение со всхлипом,
Печалились под письменным столом?
Столешница, кроватная пружина
Побелка ли – рубежная черта?
Ковёр нам – облака, пока мы живы
И можем, вместо чепчиков, взлетать.

Потерянные, радовались после,
Когда нас находили на заре.
Мы никогда не хаживали в гости,
Их не встречали дома у дверей.
Нас путали, роняли и швыряли
Пращой с «Прощай!», мы били наповал,
Нам наготу без страха доверяли,
И страхи перед наготой в словах.
Взгрустнём в последнем перелёте в печку,
Когда отслужим отведённый срок.
Пока же мы нужны и человечны —
Невечны с тёплым войлочным нутром.

Моя дорога

Жизнь моя!
Дорогою постелена,
Текстом для актёров и актрис,
Остаётся двигаться, нацеленным
В закулисье, где не слышно «Бис!»

Мне дана ухабистою скатертью —
Ямы да горбатые мосты.
В гору, под уклон колёса катишь ли —
Знаю, что убийственная ты.

Буду мчать, как можется и хочется,
Промелькнув под носом у поста,
Не прижмусь к накатанной обочине,
Чтобы пыль столетия глотать.

А увижу женщину, что яблоки
Маленького сада продаёт —
Все скуплю.
Пусть думает, что якобы
За «Кальвиль» поцеловал её.

Мысли на верхней палубе

Нос корабля, заточенный зубилом,
Не открывает море для объятья.
И то, что справа, с тем, что слева было,
Корма смыкает молнией на платье.

И только пенный след воображения
До горизонта тянется зачем-то
Между лопаток безразличной женщины
В холодном и волнистом, и вечернем.

Он режет время и роняет крошки,
Перу подобен, белый и ничтожный,
На будущее, нынешнее, прошлое,
Как будто это не одно и то же.

Мысли на леднике

Сквозь облака молочная река
Ползёт, камням и времени подвластна.
Бесчувственные пальцы колких скал
Её из гор выдавливают пастой.

И блещут маски голубого льда
Остротами комедии дель арте,
Куражится отмёрзшая вода,
Уснувшая ещё при Бонапарте.

Столетия выдавливают стиль
Поэзии в камнях архитектуры,
Процеживают сквозь ограды стих,
Оттачивают лезвия фактуры.

В морщинах медля, время по щеке
Стекает и пьянит меня озоном,
И водка согревается в руке
У зрителя под маской Баландзоне.

Мысли о великом