Чему быть, того не миновать

Отсчитав пару шагов в сторону, Леон без страха бросился на атаба и Розалинда взметнулась в воздух точно орел, лишь затем, чтобы камнем обрушиться на жертву. Готфрид напал со своей стороны, а Исаак несмотря на дикую тряску во всем теле от страха и очевидно перепачканное исподнее, не собирался оставаться безучастным и также кинулся на верзилу. Атаб свирепо взмахнул мечом и… тот ударился обратной стороной лезвия о дерево. Пагубное замешательство охватило мечника. Леон заманил его с опушки в лес, где деревья стояли так близко друг к другу, что не давали как следует взмахнуть столь массивным мечом. От удара Леона атаб защитился мечом, повернув его кончиком лезвия к земле и развернув клинок так, чтобы широкое лезвие можно было использовать как щит. Атаб начал отступать, защищаясь. Вот только от трех людей одновременно он защититься ну никак не мог. Укол за уколом, порез за порезом — торс атаба солидно оброс ранами прежде чем он выбрался обратно на опушку, проложив за собой золотую тропу влаги. Люди и не думали прекращать натиск, но на опушке атаб вновь мог сражаться в полную силу своим огромным мечом. Неуклюжий взмах меча разорвал воздух, Леон отступил, прикрываясь щитом. Кончик атабского лезвия чиркнул по нему, оставив глубокую борозду. Атаб слабел, прежде он бы нанес удар прежде чем рыцарь успел отступить. Вероятно, об этом и задумался атаб, пропустив страшный удар Готфрида. Корвус буквально вспорол правую руку атаба от запястья до локтя и атаб выронил тяжелый меч.

— На колени, мразь! — выкрикнул Исаак и одним ударом перебил сухожилия на правой лодыжке мечника.

Высокая, монументальная фигура припала на колено, но даже лишившись меча и оказавшись в безвыходной ситуации, мечник не терял своего высокомерного, невозмутимого лица. Разъяренный Леон отбросил щит и снова ухватившись за меч двумя руками, бросился на противника.

— За наших! — выкрикнул он и занес меч затем, чтобы отсечь голову атабу.

Внезапно атаб совершил финт, которого от него никто не ожидал — рывком подался вперед. Врезавшись в Леона торсом и используя весь свой вес, мечник повалил рыцаря на спину, оказавшись на нем сверху. В следующий миг вся сущность Леона от увиденного и пережитого сжалась до естества сравнимого по размерам с крохотной пылинкой, путешествующей в межзвездном пространстве. Атаб запрокинул голову и что было сил вдарил рогом в забрало шлема. В этот же миг, почти в унисон Готфрид и Исаак вонзили свои меча в сердца атаба, каждый в свое. Леон почувствовал удар, от которого по ощущениям все в голове перемешалось, в ушах загудело, а и без того не особо хороший обзор через забрало и вовсе исчез, обратившись жидкой, липкой пеленой тьмы. Иглы пульсирующей боли впились в глаза, и эта боль разлилась по всему черепу, эхом отозвавшись в затылке, пульсируя в такт ударам сердца. Несмотря на два клинка пробившие оба сердца, у атаба хватило сил выдернуть рог и запрокинуть голову для еще одного, последнего удара для обоих. Тут голова атаба дернулась, и он так и замер с запрокинутой головой, а затем замертво повалился на спину.

— Никогда! Никогда, слышите меня!? Никогда не оставляйте раненных у себя за спиной! Усвойте этот урок. — грустно улыбнувшись, произнес старый рыцарь, выронив арбалет и оседая у дерева, чтобы перевести дыхание.

В пылу битвы оставшаяся в живых троица и позабыла о старине Верманде. Тот был ранен в самом начале боя, когда его оттащил за холмик Леон. Затем рыцарь отполз к своей лошади, где занимался своей раной. Остановив кровь и собравшись с силами, он прихватил арбалет убитого Маира и крайне своевременно всадил болт в затылок атаба. Исаак сел, вернее чуть ли не рухнул на землю как подкошенный и хорошенько так выпустил накопившиеся в нем газы. Дрожащими руками солдат вытянул откуда-то мешочек из сыромятной кожи на ремешке и развязав его, взял щепотку серебристого порошка, который тут же начал втирать в десну. Никому не было до этого дела, никто и не думал его отчитывать. Напротив — Готфрид бы сейчас сам не отказался от чего-нибудь напускающего туман в ясность разума. Пусть и не звездной пыли, но от стаканчика какой-нибудь сивухи обжигающей нутро точно расплавленное олово, рыцарь бы точно не отказался. Откинув шлем, Готфрид сорвал с пояса бурдюк с водой и полил себе на голову, мотнув ей как промокший пес, а затем бросился к Леону. Белый рыцарь не двигался, распластавшись звездой напротив поверженного атаба.

— Лев! Прошу скажи, что ты жив! Скажи хоть что-нибудь!? — Готфрид попытался поднять забрало, но у него ничего не вышло, удар рога сильно помял его. Леон молчал, а доспехи не давали возможности послушать бьется ли сердце.