Чему быть, того не миновать

Готфрид приподнял друга и дрожащими, путающимися руками кое-как снял с него шлем. От увиденного у Готфрида закружилась голова и он едва не лишился чувств, на миг отворив дверь своему разума мыслям о том, что его друг погиб. Все лицо Леона было красным от крови, кровь текла из рваной раны на лбу точно водопад. По крайней мере именно так и показалось Готфриду. Два кристально чистых, синих озера возникли на кровавой маске и Леон ответил:

— Я снова вижу.

Готфрид прижал голову друга к груди и на его глазах выступили слезы радости. Придя в себя, он поспешно снял плащ и распорол его кинжалом на длинные полосы. Смочив водой один из обрезков, он вытер им как тряпкой, лицо друга, а оставшимися черными лентами перевязал Леону лоб, отчего тот стал похож на разбойника с большой дороги, зачастую любивших такие повязки, удерживающие длинные волосы, дабы те не мешались в бою. С помощью друга, Леон приподнялся и сел. Беатриче трогательно приложила ручки ко рту, словно сдерживая крик.

— Зря ты так с плащом, он же дорогой зараза… у нас нашлось бы чем перевязать рану.

— Да насрать на него! Если бы потребовалось я бы содрал с себя кожу, чтобы перевязать тебя.

— Жуть какая, — ответил Леон и тепло улыбнулся другу. — Спасибо, дружище. Я сделаю для тебя то же самое без раздумий. — рыцарь говорил медленно, слова сейчас давались ему с трудом.

— Я знаю.

— Господа рыцари, я конечно не поставлен главным в отряде, но все же дам совет — валим отсюда на хрен, пока не наткнулись на парочку-другую этих скотоложцев.

Так грубо атабов называли из-за их рога на лбу, намекая на то, что их предки сношались не иначе как с единорогами или кем похуже, отсюда и рог появился.

— Нужно похоронить погибших, — заявил Леон, вставший на подкашивающиеся ноги при поддержке друга, его пошатывало так, что он пока не мог стоять самостоятельно.

— Согласен с тобой, паренек, — уж позволь говорить с тобой на равных, как рыцарь с рыцарем. Вопрос в том, кто этим займется? Я ранен, ты тоже на ногах вижу устоять не можешь, Исаак судя по его довольной роже уже любится со звездной нимфой, не иначе. Остается твой друг и шесть трупов.

— Прошу меня извинить, у меня голова идет кругом после того удара, я с трудом сейчас понимаю, что к чему. Что вы предлагаете… кай Верманд ваше имя, верно?

Леон взглянул на Исаака, — тот где-то потерял свою каменную маску угрюмости, сменив ее маской, выражающей неземное блаженство.

— Он самый. Я предлагаю сматывать удочки пока можем, а сюда пошлем отряд побольше, уж они заберут тела и похоронят в земле, которой служили павшие, а не в этом вороньем гнезде. — в голосе старого рыцаря явно чувствовалось пренебрежение к Лиранскому княжеству, которое пренебрежительно называли вороньим, из-за их герба и равеншрайков.

Леон попытался обдумать столь простое предложение, но ничего кроме головокружения это не вызвало. Перед ним стояло два Верманда, два Готфрида и два Исаака. Куда хуже то, что двоились и тела павших в бою, что увеличивало масштаб бойни. Даже голос старого рыцаря и тот двоился, смешивался и спутывался, отчего Леон слышал слова, но не понимал их сути. Выбора не было, Леон принял единственное правильное на его взгляд, решение.

— Передаю командование Готфриду, я не в состоянии сейчас трезво мыслить, — ответил Леон часто моргая, в надежде прогнать темные пятна и лишних, иллюзорных воинов, расплывающихся перед глазами.

— Уходим, сейчас же! — скомандовал Готфрид своему малочисленному отряду.

Исаак посмотрел на него безумными глазами и с улыбкой до ушей.

— Исаак, мы возвращаемся в гарнизон, ехать можешь или тут остаешься?

— Могу-у-у, — медленно протянул солдат и молча направился к своей лошади.

— Что с единорогом делать будем? — спросил Верманд, взглядом указав на животное, привязанное к сосне.

— Отпустим конечно же, — ответил Готфрид.

— Жаль ее, хорошая кобылка была, загрызут волки как пить дать, — с досадой ответил старик и закашлялся, прихватив перевязанную рану рукой.

Доподлинно известно, что единожды выбрав себе наездника, единорог оставался верен ему одному до конца своей жизни. Если наездник погибал, то единорог отправлялся в скитание и после этого ни альв, ни атаб уже не могли укротить это животное. Готфрид приблизился к единорогу, чтобы отвязать, но то встрепенулось и начал метаться — типичная реакция на представителя расы отличной от альва или атаба. Юноша понял, что отвязать не выйдет и тогда обнажил меч и просто рубанул чомбур. Верманд напрягся, поглаживая арбалет — от единорога потерявшегося хозяйку можно было ожидать чего угодно. Освободившись, животное зашло на опушку, красно-золотую от крови и пошло к останкам Ивель. Единорог лег на землю вокруг частей альвийки и уронил голову.

— Гляньте, да она же плачет, — изумленно прошептал старый рыцарь.

Леон и Готфрид взглянули на единорога и ахнули — из глаз животного струились слезы.

— Я не могу на это смотреть, — отвернувшись, сказал Готфрид. — Идем, лев.

— Подожди, я сейчас.