Первая стрела впилась в его правую руку, обхватившую древко вверху, вторая в левую. Лучница рассчитывала на то, что атаб выронит молот и откроется, а уж тогда она плюнет ему в лицо парой дерзких стрел. Следующая стрела впилась атабу в колено, затем еще одна и еще, а затем лучницу разрезало на две равные дольки, каждая со своей косичкой и эти дольки рухнули на землю как старая вывеска. Войдя в неистовый раж и увлекаемая водоворотом жажды мести в багровые грозовые пучины, лучница не слышала, как ей что есть мочи орали, предупреждая об опасности. Мечник оттеснил Готфрида и двух солдат в сторону, скашивая кусты и мелкие деревца как мельница смерти, а Леон и еще один солдат уже ввязались в бой с атабом вооруженным молотом. Лишь лучница считала, что все под контролем, что оба атаба заняты битвой и один из них перед ней, а значит она сейчас нашпигует его стрелами как подушечку для иголок. Широкое, огромное по человеческим меркам, лезвие двуручного меча обрушилось на голову девушки как гром среди ясного неба. Под остротой, весом клинка и силой, вложенной в удар, меч не встретил сопротивления в своем чудовищном, полном крови и костей путешествии от макушки меж косичек до самого паха лучницы, остановившись лишь в земле под ее ногами. Две части тела рухнули на землю, а на разделенном надвое лице так и застыло выражение ненависти к атабу, которого лучница нашпиговывала стрелами. Как бы дико это ни было, но единорог Ивель не пришел хозяйке на помощь, ведь ее врагами были Атабы, те кому эти животные подчинялись как сильвийцам. Трофим согнулся пополам и его стошнило. Воин с молотом тут же воспользовался этим моментом и нанес сокрушительный удар по спине бывшего стражника.
— ТРОФИМ БЕРЕГИСЬ! — выкрикнул Леон имя, само собой внезапно всплывшее в памяти.
Отбросив щит и хватаясь за рукоять меча как за канат, брошенный падающему в бездонную пропасть, Леон кинулся на атаба. Рыцарь готов был поклясться, что видел, как грудь Трофима взорвалась, выбрасывая наружу все свое содержимое так же стремительно как старый пропойца прощается с содержимым своего желудка, когда тот уже не может вместить алкоголь. Сейчас все это было неважно: не помня себя от гнева из-за погибших, Леон ударил атаба по ногам со всей силы и того подкосило достаточно, чтобы следующий удар смог впиться в его шею. С того момента как атаб получил ранение от Афинея, он потерял немало крови и движения его уже были непростительно заторможенными для быстротечной сечи. В момент атаки Леона атаб как раз собирался вскинуть молот, погрязший в месиве из вареной кожи, разорванных колец кольчуги и плоти Трофима. Но его планам было не суждено воплотиться в жизнь, — после удара по ногам, атаб оперся на молот, чтобы не рухнуть на землю, согнувшись и едва не встав на колени. Розалинда впилась в шею атаба как дикий зверь, застряв на половине пути. Атаб выронив молот и полностью упав на колени, схватился за шею рукой, зажимая рукой разрез глубиной в половину своей шеи. Сквозь четыре пальца струилось золото, яркое на фоне голого торса бордового цвета с черными полосами боевой раскраски. Покачиваясь, прежде чем упасть, воин атабов последние свои силы вложил в то, чтобы повернуть торс и взглянуть на того, кто забрал его жизнь. Он увидел, как «человек металла» — так атабы называли рыцарей, с криком устремляет свой жалкий меч с каким-то женским украшением в виде цветка, к его голове. Со второго удара Леон снес голову противника и та упала ему под ноги.
В это же время произошло вот что: ошеломленный гибелью Ивель, неуклюжий Осий бросил меч и пустился наутек к своему мерину. Он неловко взобрался на лошадь и уже собирался ее пришпорить. Подобно упавшему небу, железная плита рухнула ему на плечо и глаза толстяка закатились как у испуганной лошади. Что-то хрустнуло, но Осий только это и успел услышать, потому как огромный меч с гнетущим гудением раздробил все его кости и органы, перерубив всадника и лошадь под ним надвое.
— Чтоб его в Затмение затянуло! Как нам уложить это мудло!? — взревел Исаак истеричным, срывающимся голосом, выпучив глаза от увиденного.