Человек в искусстве экспрессионизма

Вообще, конечно, за всеми этими трансформациями, связанными с экспрессионизмом, в истории искусства улавливаются две традиции – рационалистическая, позитивистская, с одной стороны, и иррационалистическая, мистическая – с другой. Ясно, что когда мы говорим об искусстве эпохи цивилизации в шпенглеровском смысле, то здесь на первый план выходит рационалистическая, позитивистская тенденция. В искусстве побеждает то, что Г. Лукач называет дезантропоморфизмом. Но эта же тенденция, достигая своей высшей точки развития, провоцирует взрыв альтернативной традиции – романтической с присущим ей культом личности. Эта альтернатива как раз и объясняет пафос экспрессионизма. Бунт экспрессионизма – это не только бунт против возникновения тоталитарной власти, но и против того, что несет с собой цивилизация. В экспрессионизме личностное начало выходит на первый план и не потому, что оно торжествует в самой жизни (в жизни-то оно как раз и исчезает), а потому, что многое в цивилизации угрожает исчезновению личного начала, как и гуманизма в целом.

Но вернемся к культурологической интерпретации экспрессионистской вспышки. Эти две традиции – позитивистская и мистическая, сверхчувственная – это не просто традиции, а разные типы культуры, которые в истории как истории культуры постоянно сменяют друг друга, чередуются. Собственно, эти разные типы культуры в науке названы П. Сорокиным. Это культура чувственного типа и культура идеационального типа, т. е. культура, в которой преобладает чувственное начало, и культура, в которой на первый план выходит сверхчувственная стихия. Здесь мы подходим к определению, может быть, наиболее важной особенности экспрессионизма – вторжения в воссоздаваемый этими художниками мир сверхчувственного.

Разумеется, сверхчувственное – это не частный признак нового искусства, а ментальное ядро, из которого вырастает тип культуры. Именно это обстоятельство является значимым дополнением к объяснению того, почему экспрессионисты оказались столь чувствительными к Средневековью. Да потому, что средневековая культура – это культура со сверхчувственной доминантой. Культура XX века как раз и пытается это сверхчувственное начало возродить. Вот почему еще XX век постоянно соотносится со Средними веками. Экспрессионизм – еще одна попытка такого возрождения. Спрашивается, а что же тогда происходит с альтернативной культурой – культурой чувственного типа, которая когда-то в Европе возникла в эпоху Ренессанса, а на рубеже XIX–XX веков оказалась в ситуации распада, что и означает переходный период на уровне смены культур. Экспрессионизм – это как раз направление, выражающее переходность на этом уровне. Умирает культура с большей долей оптимизма, возникшая на основе воли к жизни и воли к власти, к чему призывает Ф. Ницше, переосмысливая А.

Шопенгауэра, и рождается культура, в которой активизируется традиция, характерная для Средневековья, буддизма, стоицизма, гностицизма. Умирает культура, в которой воля «я» привела к утверждению восприятия мира как иллюзии.

Следовательно, необходимо отречься от этой воли, преодолеть ее, а вместе с ней и от индивидуализма как болезни Запада. Эту идею, противоречащую Ф. Ницше, вызвал к жизни испытавший соблазн Востока еще А. Шопенгауэр, время моды на которого как раз и приходится на экспрессионистическую вспышку. Кстати, экспрессионистическую мистическую драму Ф. Верфеля «Человек из зеркала» можно рассматривать как вариацию на тему философии А. Шопенгауэра. Так, один из героев этой драмы говорит: «Мудрец сказал: мир – только представленье»⁶⁶. Да, как утверждал А. Шопенгауэр, представление, созданное гипертрофированным «я» личности и расходящегося с самой объективной реальностью. Та реальность, что создана воображением героя, его волей к жизни, неистинна. Это реальность, в которой господствуют страсти и преступность. Это реальность неистинная, а потому, как и у А. Шопенгауэра, на ней лежит покрывало Майи. У Ф. Верфеля есть просто цитата из А. Шопенгауэра. Перейти к жизни истинной, духовной, отречься от совершенного героем зла не так просто («Еще не остыл ты от жизни порочной // И с темною Майею связан прочно»⁶⁷.