Человек в искусстве экспрессионизма

Художники были молоды, вдохновлены и не знали, какие испытания готовит им, Европе и миру XX век. Однако, как это порой случается с творческими личностями, экзистенциальное чутье, помимо осознания и воли, позволило им заглянуть в будущее, интуитивно предвидеть грядущие катастрофы и выразить тревожные предчувствия в искусстве. Как пишет П. М. Топер, «веселье чуждо экспрессионизму»¹³. И вот уже среда: природная, городская, интерьерная, портретная – любая – начинает наполняться беспокойными настроениями. Меняется палитра, заостряется форма.

Тревожными эмоциями насыщены композиции Эриха Хеккеля. Силуэты мачт и парусов яхт, словно острые черные фигуры во фраках, тревожно взмываются в грозное небо («Гавань в Штральзунде», 1912); деревья беспокойно раскинули ветки, ветер сбивает кроны («Пейзаж в Альсе», 1913). Это не просто ощущение непогоды, природные явления: ветер, тучи, вода, а также неодушевленные предметы: лодки, здания, – вся среда неистово транслирует человеческий темперамент, выдает нарастающее психологическое беспокойство и дискомфорт.

Не менее тревожен триптих Хеккеля «Выздоравливающая» (1913), где каждая деталь композиции выражает беспокойство: худая женщина с землистым лицом и тонкими пальцами, сидящая в постели; диагональные линии ковра резко пересекают плоскость двух частей картины, в эмоциональном жесте склонились к больной мрачные подсолнухи в вазе, похожие на трехглавое существо, темные лица, около самого левого края картины напоминают тени – все вступают в драматический диалог.

Все пространство произведений наполняется уже иными эмоциями. И если в райских кущах люди находились в страстных отношениях с природой, и если даже между ними был диссонанс, то им это нравилось, а теперь человек начинает вступать в жесткую конфронтацию со стихией. Однако если у Каспара Давида Фридриха природа неумолимо и величественно возвышается над личностью, распоряжается ее жизнью, заставляя почувствовать одиночество и беспомощность или уничтожая ее, то у экспрессионистов гнев и агрессивность природы носят эмоционально-человеческий характер и человек сопротивляется и борется со стихией на равных в надежде победить. Такая драматичная борьба стихий разыгралась в композиции Пехштейна «Рыбацкая лодка» (1913). Диагональ мачты, резко пересекающая плоскость картины, входит в конфронтацию с параллельными острыми формами весел. Пятна мрачно-синих туч и волн грозно обволакивают группу людей, вступивших в яростную борьбу с могуществом стихии, врываясь в нее и переплетаясь с ней.

Особенно остро тревога нарастала в произведениях Эрнста-Людвига Кирхнера – художника городской цивилизации. Город вдохновлял его на создание произведений, совершенно иных по своей структуре, формам и цветовым решениям, нежели ранее. Мягкость и волнистость очертаний, присущая его более ранним композициям («Пять купальщиц на озере», 1910; «Марселла», 1910; «Додо в большой черной шляпе с пером»), уходят; начинают преобладать острые и ломаные линии, жесткие, удлиненные силуэты; цвета порой приобретают некоторую ядовитость или уходят в черноту с желтыми оттенками, почти уходит объем фигур, они готовы превратиться в тени и призраки, усиливается сбой ритма, уплотняется пространство, фигуры очень тесно группируются, наталкиваясь друг на друга – все это способствует нарастанию напряженности, порой яркое цветовое пятно резко смещается в одну сторону («Суд Париса», 1912). Порок одновременно и отталкивает художника, и увлекает его. Городские улицы излучают агрессивность, они полны странных женщин, похожих на птиц в шляпах с перьями («Пять женщин на улице», 1913; «Голубые артистки», 1914).

Одно из самых известных полотен Кирхнера «Потсдамская площадь в Берлине» (1914) написано уже во время войны, о чем свидетельствует вдовий наряд уличных женщин, который их заставляла надевать полиция – «такой вот странный патриотизм»¹⁴. Странные, вычурно одетые женщины в шляпах с перьями, стоящие на островке, образовавшемся в результате разлома мостовой. Улица напоминает ров, наполненный болотной жижей. Художник использует прием видимости происходящего как бы одновременно с разных ракурсов, словно пространство теряет стабильность, приобретает шизофреническую раздвоенность. Намеренные деформации вызывают ощущение дискомфорта и неприкаянности.

Предчувствия не обманывали художников, но оказалось, что ад возникает не в преисподней, а так же, как и рай, рождается в душе и мыслях человека, вырывается наружу, охватывает пространство и овладевает как отдельной личностью, так и человеческим обществом.