Тем не менее в опере можно обнаружить элементы и «традиционной» экспрессионистской поэтики. Один из них – атональное письмо, максимально диссонантное. Лигети часто использует мелодические интервалы большой и малой септимы, большой и малой ноны, тритона. Использование постоянно перемещаемых хроматизмов в сочетании с угловатыми мелодическими линиями в крайних регистрах – выразительная черта, характерная для «традиционного» экспрессионизма. В опере этот тип материала используется главным образом для повествования и развития сюжета и чаще всего присутствует в речитативах. Еще одна яркая экспрессионистская черта – гиперэкспрессивность вокальной партии. Ее истоки тоже могут быть обнаружены в более ранней музыке композитора – “Aventures” (1930) и “Nouvelles Aventures” (1962–1965), которые демонстрируют крайне экспрессивное и даже экспериментальное вокальное письмо, где
Вокальная партия Некроцаря максимально гротескна: почти всегда угловатая, отличается резкими чередованиями восходящего и нисходящего рисунка вокальной партии, с контрастной ритмикой, динамикой, темпом, часто переходящая от пения к
Опера “Le Grand Macabre” ознаменовала новый поворот в творчестве Лигети. Примечательно, что, несмотря на изначальные радикальные намерения композитора написать «антиоперу», он, по его собственным словам, «понял, что время антиопер прошло. Говоря остроумным языком, я назвал “Le Grand Macabre” анти-антиоперой, и двойное отрицание является утверждением: “Le Grand Macabre” – это опера»69.
По-иному проявила себя экспрессионистская поэтика в творчестве Дьёрдя Куртага (р. 1926). Он получил мировую известность намного позже Лигети, и некоторые обстоятельства его биографии не позволяли ему участвовать во многих европейских музыкальных событиях XX века.
Фото Дьёрдя Куртага
Переломным в композиторской жизни Куртага стал 1957–1958 год, когда он на время покинул Венгрию и уехал в Париж на стажировку. Там он посещает композиторские курсы Дариюса Мийо и Оливье Мессиана, открывает для себя музыку Шёнберга, «среднего» и «позднего» Стравинского, в те годы все еще считавшихся в Венгрии «идеологически вредными». Его встреча с музыкой Антона Веберна, партитуры которого он скопировал для себя, пьесы Сэмюэля Беккета, французская архитектура – все это произвело огромное впечатление на композитора и внесло глубокие изменения в его музыкальное мышление. Не менее важной для Куртага стала встреча с Марианне Штайн, психологом венгерского происхождения, специализировавшимся на работе с людьми искусства. Она помогла Куртагу кардинально изменить образ его творческого мышления, научила концентрироваться на самых важных моментах, чтобы дать возможность проявиться наиболее ярким чертам творческой личности композитора. Неизгладимое впечатление на него также произвели электронные сочинения Штокхаузена и уже эмигрировавшего в Австрию Лигети, с записями которых Куртаг знакомится в Кёльне, где задержался на два дня по дороге домой70.
Именно в Париже наступает подлинное творческое «совершеннолетие» Куртага, которое было ознаменовано появлением первого «опусного» сочинения – Струнного квартета ор. 1 (1959) – Он начал писать его еще в Париже, а завершил уже в Будапеште и посвятил М. Штайн. Сам композитор говорит о квартете как о произведении, в котором он обрел свой собственный музыкальный язык, несмотря на то что в его багаже к тому времени имелось уже немало сочинений, а к моменту окончания работы над ним композитору было уже зз года. Открыв для себя недоступную в то время в Венгрии современную музыку, Куртаг как бы очерчивает первый рубеж своего творчества, начав сочинять «с нуля» в новой для себя манере.