К альбому рисунков приложено огромное собрание цитат о социальном будущем. Среди авторов – гигиенисты и теоретики городского хозяйства, Гёльдерлин, Новалис, Шеербарт, Кропоткин, Ницше, Толстой, Энгельс, Ленин и даже пророк Наум. Завершается последняя из четырех книжных фантазий Таута стихотворением Уитмена «Пионеры»: «Возвеличьте и мать-госпожу // Вознесите ее высоко, превыше других надзвездных // (склоните здесь ваши головы) // Вознесите ее вооруженную, воинственную, гордую и бесстрастную…»51
Круг идей, которые должны были воспламенить творческую фантазию образами Шеербарта, реальными и будущими городами-садами, социалистической риторикой и свето-музыкальными мистериями, Таут вложил и в переписку с молодыми немецкими архитекторами. Этот дружеский круг существовал в первые годы Веймарской республики. Его объединяли письма об архитектуре, которые пересылались по кругу, от одного к другому, получая дополнения и замечания к первоначальному тексту. «Стеклянные» образы писем дали название этой группе – “Gläserne Kette”, «Стеклянная цепь»52. В нее входили будущие создатели архитектуры авангарда, как рационального (Вальтер Гропиус, получивший в переписке псевдоним «Линейка»), так и экспрессивного направления (Герман Финстерлин – «Промет(ей)», Василий Лукхардт – «Зубцы», Венцель Хаблик, Ханс Шарун). Обсуждение шло горячо и имело огромное влияние на участников группы. Таут, взявший себе литературное имя «Стекло», писал: «Я твердо верю в свою миссию… Чудесно, что молодые, двадцатилетние, так верят в меня»53.
Для архитекторов немецкого авангарда еще до «Стеклянной цепи» были важны переживания горных вершин и космических далей. Финстерлин получил озарение на вершине альпийской горы Ватцман, освещенной луной, Отто Бартнинг во время путешествий слышал внутренний голос, говорящий: «Строй башни, строй башни». Эрих Мендельзон писал из окопов Первой мировой: «Видения вновь стоят за каждым кругом света и в каждой клеточке моих закрытых глаз». Ханс Пёльциг испытывал в Альпах «более или менее тихое безумие, которое вытеснило из головы все мысли, кроме одной – что я могу добавить к этим формам в их же характере или даже усиливая его»54. В начале 1920-х годов они создают сотни эскизов и архитектурных фантазий, пытаясь соединить мистику снежных гор и стеклянных храмов с реальными потребностями завтрашнего дня. История показывает, что формообразовательные каприччо Бруно Таута дали пример для всех возможных направлений поиска. Хаблик в своих картинах растворяет кристаллические массы в красочных субстанциях, Лукхард изображает дворцы-кристаллы, светящиеся во тьме, Финстерлин создает мягкие органические кристаллы, которые напоминают гигантские цветы и плоды.
Важнейшая тема Таута и всей грядущей эпохи – дезурбанизация и органическое градостроительство – не нашла в этих поисках значительного места. Ими много занимался сам Таут, который в «Венце города» приводит в пример не только довоенные города-сады Лечворт и Хеллерау, но и свой только что созданный проект берлинского пригорода Фалькенберг. Вначале архитектор пытался претворить в жизнь формы и символику «кристаллической» архитектуры. Проект школы Фолькванг возле города Хаген, составленный по предложению мецената в 1920 году, предполагал вместо одного крупного здания множество круглых павильонов, тем самым «растворяя» городскую архитектурную форму. Напротив должен был стоять Дом молитвы – стеклянная башня в форме семиконечной звезды, с водопадами, льющимися по стенам. Связь башни Фолькванга с мистическим «венцом города» очевидна55.
Однако реальные заказы, исходящие от властей Берлина, вынуждали теоретика духовной архитектуры обратиться к социальным проектам дешевого жилья. Таут продолжает традицию города-сада в двух пригородах немецкой столицы. Фалькенберг, зеленый поселок в нынешнем районе Альт-Глинике, имеет традиционную уличную планировку и двухэтажную жилую застройку несколькими типами домов. Новшество, которое смог здесь применить архитектор, – разнообразная и контрастная окраска домов и их дверей. Здесь встречаются красная охра, лимонно-желтый, светло-синий, оливковый, темно-серый56. Такое скромное воплощение нашли здесь мечты о новой архитектуре из многоцветного стекла. Более сложная планировка у крупного поселка Хуффайзен (Подкова) в районе Нойкёльн. Подковообразное трехэтажное здание является центром ансамбля. За его выгибом два длинных корпуса в плане образуют ромб – напоминание о сложных кристаллических формах из архитектурных трактатов Таута. Дома также имеют контрастную окраску, но в целом типичны для экономного жилья послереволюционной эпохи. Проект Подковы относится к маю 1920 года. Вскоре архитектор прекращает попытки осуществить идеи стеклянной архитектуры и садового рая на земле.