Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова

Мы видим Кабул сразу после событий, описанных в «Дворце», после убийства Амина и заброски туда Кармаля. Белосельцев оказывается там, выполняя задание командования разведать, что там происходит на самом деле, руководствуясь не столько докладами, сколько интуицией. В городе творится что-то неладное: убийства, слухи, пакистанские агенты. Где-то хоронится «террорист номер один» — американец Дженсон Ли, плетущий антисоветский заговор. И вот начинает разжиматься пружина кабульского кошмара — антисоветского исламистского путча. Белосельцев, уже готовый к тому, что его растерзает азиатская толпа, как 150 лет назад Грибоедова, едва не погибает на рынке. Опереточный конспирологический сюжет, недостаточно твердо удерживающий на себе романную конструкцию, подпирает эротический контрфорс — Белосельцев влюбляется в сотрудницу посольства Марину (замужнюю), быстро добивается взаимности, но когда та узнает, что ее любовник — разведчик, неожиданно оказывается отвергнут: Марина улетает в Москву к мужу. Тут опять вступает в полную силу батальная тема: Белосельцев летит в Кандагар, где в «зеленке» присутствует при зачистке кишлака и охотится за караванами перевозчиков оружия. Конец тревожный — видно, что сопротивление местного населения будет возрастать быстрее, чем советская экспансия; едва ли у дерева в центре Кабула есть хоть малейшие перспективы выжить.

«Сон о Кабуле» — несколько выморочный роман, где зарифмованы два несостоявшихся путча (хозарейский — в Кабуле и генерала Ивлева (Льва Рохлина) — в Москве середины 90-х): «главная цель мятежа состояла в том, чтобы армия перешла на сторону путчистов. Тогда… они могли добиться крупного кровопролития. Мятежу явно хотели придать характер некой исламской революции». Мысль о схожести кабульского и московского материала, не исключено, пришла ему в голову потому, что и там и там предполагалось задействовать Витебскую воздушно-десантную дивизию. Провода скручены на совесть, но короткого замыкания, однако ж, не происходит, афганский материал — слишком экзотический, по-видимому.

Правильнее всего классифицировать «Сон» как крепкий репортажный роман о войне, по которому действительно можно составить представление о начале 80-х в Афганистане. О широких читательских перспективах говорить не приходится — хотя бы потому, что для авантюрного романа здесь многовато лирических отступлений. По правде сказать, «подмалевок» — одиозное, вопиюще просоветское, нарисованное в два цвета «Дерево» — производит впечатление более органичное, чем искусственно синтезированный из двух линий «Сон», безобразный по композиции.

Что здесь действительно интересно, так это ревизионистский взгляд автора на свой роман. Он позволяет себе иронизировать над собственными символами. Так, Наджибуллу, по версии Проханова, вешают — где бы вы думали: «Его обезображенный труп с выколотыми глазами висел в петле на дереве в центре Кабула». Бросающееся в глаза различие между «Деревом» и «Сном» — сцены жестокости и насилия, соцреалистический кодекс не позволял писателю пользоваться такими сильными средствами. «Надир размотал лежащий на столе электрический шнур с оголенными концами. Натянул на пальцы резиновые перчатки и с силой ткнул обнаженные, сплетенные из медных жилок провода в живот Али. Зубцы тока ушли под кожу, пробили печень, прожгли желудок, окружили селезенку и почки жгучими разрядами. Ком боли, крика выдрался из черного рта истязуемого… В комнате запахло зловоньем опорожняемого желудка и еще чем-то, напоминающий запах спаленного на печи башмака». После второй половины 80-х описания пыток станут едва ли не коньком Проханова. Мы узнаем, как выколупывают ногти, кастрируют, сжигают заживо, заворачивают в мокрую простыню и бьют током. Впрочем, живодерствуют обычно не русские, а афганская контрразведка. Сами афганцы — недружественные — предпочитают глумиться над трупами. «Лезвие ножа летало, скользило по лицу Белоносова, отсекало губы, выковыривало, выскребало глаза, и, ободранная, в подтеках крови, безглазая, с липкими красными дырами, голова хохотала, скалила безгубый рот, и душман высекал в ней надрезы, визжал и стонал» («Знак Девы»).