Человек из раньшего времени

– Именно. Именно, Анисим Прохорович. Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что поддерживается эта, как Вы говорите, дисциплина, путем невероятной по масштабу украинизации. Под предлогом отстаивания интересов СВОЕГО, а не нашего единого Отечества в солдат вселяется боевой дух, и потому этот участок фронта остается наиболее жизнеспособным. С одной стороны, удержание наших позиций не дает врагу окончательно сломить русское сопротивление… Не хмурьтесь так, Анисим, дослушайте… Но с другой же стороны, отделение Украины сейчас означает создание для немцев анклава буквально у нас под носом. Общая католическая вера позволит им найти точки соприкосновения – и тогда о мире речи быть не может. Тогда речь пойдет о капитуляции России! Потому – открою Вам тайну – мы и не даем войне окончательно утихнуть. Если мы покоримся сейчас немцу, дальше будет очень плохо, и о революционных преобразованиях можно забыть.

Так вот съезд. По инициативе этого самого Михновского прошел всеукраинский съезд преимущественно солдат, который направил в адрес Временного правительства свою делегацию. В ней принимали участие дружественно настроенные по отношению к нам Грушевский и Винниченко, но они уже ничего не решали. Съезд требовал автономии. Не просил, а именно уже требовал, и у них как у делегатов не оставалось иного пути, кроме как подчиниться. Конечно, эту резолюцию мы заблокировали – мы пока еще здесь власть, и подобного сепаратизма не допустим. Но… мы столкнулись с проблемой. Михновский высказывает намерения по созданию украинской армии, в которую, по его замыслу, должны войти украинцы, воюющие в составе Юго-Западного фронта. У генерала Брусилова на месте очень мало власти, и вскоре мы его заменим на более агрессивного и деятельного генерала Корнилова. Но и ему одному не справиться – здесь нужно именно идеологическое, политическое вмешательство, военным, силовым путем ничего не решить, только совместные усилия власти над умами и власти над штыками способны утихомирить ситуацию. Иначе сами понимаете – новая волна кровопролития, которая нам сейчас никак не нужна в такой обстановке.

– И что же нужно от меня?

– Я как военный министр прошу Вас как комиссара отправиться в расположение фронта и любыми путями предотвратить создание украинской армии…

– Но как я это сделаю?

– Или хотя бы отложить ее создание на неопределенный срок. Быть может, опыт Анисима Прохоровича по организации и руководству солдатскими комитетами поможет Вам в этом вопросе.

– То есть, если я правильно понимаю, Вы призываете меня к разложению на местах частей Юго-Западного фронта? К фактическому проигрышу в войне?

– Фронт как таковой уже не защищает. Он стал опасен. Если сейчас, пока он находится в боеспособном положении, он перейдет на сторону немцев – пропало. А если он будет уж простите, дестабилизирован… или иным образом полностью перейдет под наш контроль, положение еще можно будет удержать за счет мирных переговоров с Германией.

– Которые будет вести сторонник войны Милюков?

– Это дело десятое. Ваша задача – не допустить возникновения очага напряженности в тылу. Ведь еще вчера вы телеграфировали о наличии такого очага в Вятке и о том, что непринятие своевременных мер к такому привело. Сейчас Вам предоставляется возможность все изменить самому. Так как? Согласны?

Бубецкой подумал немного и кивнул головой.

– Согласен. Если не могу ничего изменить здесь, попробую хотя бы там. А Вы, Анисим Прохорыч?

– А мне-то что? Мое дело – солдатское. Куда Вы, туда и я…

Иван Андреевич улыбнулся, но на душе у него скребли кошки.

Когда они с Анисимом вышли на улицу и вновь окунулись в свежее и морозное дыхание упрямо наступающей весны, Иван Андреевич впервые за прошедшее после освобождения время оглянулся по сторонам. Эти недели ему было не до созерцания окружающих красот и не до попыток вступить со своим любимым, хоть и не родным, городом, в ту магнетическую, метафизическую связь, в которой, как ему казалось, они состояли ранее. И только теперь, несколько втянувшись в окруживший его в мгновение ока ритм жизни он смог осмотреться. Город, конечно, производил удручающее впечатление если не сказать больше – кругом летала грязь, бумаги, то там то сям собирались инициативные группы из числа солдат, бездельников, пьяниц, отставных чиновников и лакеев, причем поводы для этого сбора были самые разные – начиная от очереди за хлебом и заканчивая пьяной ссорой после изгнания из трактира. Но неизменно все они со временем приобретали политический окрас, во главе их становился некий глашатай, который очень скоро придавал этому комическому (или трагическому) сборищу статус митингующей группы. Понятно, что в таких условиях о работе, о службе, об исполнении прямых обязанностей никто не думал – следствием такого положения вещей неизменно становилась разруха.