Человек из раньшего времени

Конечно, убийство есть крайность, перегиб, какого быть не должно. Но с другой стороны, вспомним дело Засулич. Человек, идя на убийство, оказывается доведенным до отчаяния. Прав Кони, не из баловства и не по злому умыслу или корыстному побуждению совершилось именно это, конкретное убийство. А ввиду отчаяния. Значит, не видит человек иного исхода, кроме такого, и даже рисковать готов. А все почему? Потому что власть бездействует. С одной стороны провозглашаем демократическую республику, а с другой создаем вразрез с законом ситуацию, при которой один человек оказывается не защищен ни с какой стороны и выброшен на самую обочину жизни…

– Вашбродь! – вырвал его из цепких лап рассуждений Папахин.

– ?

– Там это… народ собрался. Газету-то утром еще из Малмыжа привезли, а тут пара грамотных есть, вот и прочитали.

– Ну и что?

– Ты в окно-то глянь…

Бубецкой подошел к окну. Картина, которая открылась его взгляду, привела его в ужас и напомнила ему о страницах средневековых романов, которые он читал еще в университете. Под окном станции стояло человек двадцать с вилами и факелами и что-то невнятно кричали.

– Они… что… – только и сумел пробормотать он.

– Так немудрено понять. Возмущаются. Это аныки.

Только он договорил, как в окно комнаты полетел камень. Папахин вскипел и схватился за шашку.

– Ну суки!.. – он выскочил на двор, один, с шашкой наперевес и что было сил закричал: – А-ну, сволочь, кто против власти супротивляться?! Сей час разрублю! Ухоооодь!

Голос Папахина и его внешний вид были настолько устрашающими, что толпа, состоявшая из не менее чем двадцати человек, вмиг утихла и стала расходиться. Анисим еще постоял на крыльце какое-то время, размахивая шашкой и матерясь. Когда все ушли и он остался в гордом одиночестве, к нему спустился Бубецкой. Протянул ему портсигар. Закурили.

– Ну вот это сейчас было лишнее, Анисим.

– Чего?

– Не следовало их так пугать и тем более бросаться на них с шашкой.

– Хе… Ты видать, Вашбродь, от жизни-то шибко в крепости оторвался. Их двадцать было и готовы они были тебя растерзать как энтого самого…

– И все-таки это резко. У нас не царская власть, чтобы так вести себя с народом, даже если бы он нам и не нравился. Тебе следует быть более сдержанным.

– Оно-то конечно… – опустил взор Анисим. – Звиняйте…

«А все же я правильно поступил. Отчитать его следовало – хотя бы затем, чтобы в голове не откладывалось впечатление, что шашка его верная подруга, иначе завтра на меня же ее и поворотит… А хотя парень молодец – храбро сражался в бою, это видно. И положиться на него можно… Все-таки, хороших людей больше, чем плохих, что бы там этот поп мне не проповедовал…»

Они еще не успели докурить, как на горизонте замаячила повозка и на том же крыльце появился Урлов.

– Как съездили? – радостно обнимая его, спрашивал Бубецкой. На том не было лица – дорога, усталость, да и плохие новости сделали свое дело. – А мы тут едва в бой не вступили…

– Новостей хороших нет, Вашбродь, – сказал он грустно, протягивая Бубецкому телеграмму. Он прочитал: «ЗАДЕРЖАННОГО ОТПУСТИТЬ СЛЕДСТВИЕ ПРЕКРАТИТЬ ТЧК ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ПЕТРОГРАД ПАПАХИНЫМ ДЛЯ НОВОГО ЗАДАНИЯ ТЧК ЛЬВОВ».

В сердцах Иван Андреевич скомкал телеграмму. Папахин даже не спросил, что там написано, но по лицу товарища понял, что его худшие опасения оправдались.

– Отпускать? – спросил он.

– Отпускай, – бросил Бубецкой и взошел к себе.

На утро комиссар и его помощник уселись в телегу и на худых лошадях отправились до Вятки, а оттуда обратно поездом в Петроград. В дороге обоими владело уныние, так что лишнего слова сказать было практически невмоготу. Разочарование и обида владели одним и как по электрической цепи передавались другому. В мыслях у Бубецкого было представить Анисима по возвращении к награде. Тем более эта мысль укрепилась, когда, прибыв в Петроград, они узнали, что Урлова местные аныки все же убили после их отъезда.

Конец второй части

Часть третья. «На линии огня»

Глава двенадцатая. «Юго-Западный фронт»

Если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны!

Фридрих II Великий, король Пруссии