Читаем Человек из раньшего времени полностью

– Как зачем? Вы – живой символ, идол революционной борьбы можно сказать. Наравне с Кропоткиным. Такие люди нужны нам и революции в целом. А сейчас – поедемте, я устрою Вас в отличный доходный дом, где сам снимаю квартиру. Зайдем ко мне, познакомлю с женой, покормлю Вас. В конце концов, пока Вы видели в революции только плохое – теперь пора увидеть и хорошее.

Бубецкому сложно было однозначно отреагировать на его слова – слишком все мешалось в его сознании за прошедшие несколько дней. Но ответить отказом на предложение министра он не мог.

<p>Глава девятая. «Сильные мира сего»</p>

Политик должен уметь предсказать, что произойдет завтра, через месяц, через год. А потом уметь объяснить, почему этого не произошло.

Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, английский политик

До сегодняшнего дня Ивану Андреевичу не случалось бывать в Зимнем дворце, но осознание того, что именно его обитатели на протяжении многих лет были объектом его ненависти, а сам он стал жертвой их гонений, их законов, их стремления защитить ту систему, что защищала их много веков подряд.

Дворец произвел на него смешанное впечатление – конечно, его колоннады и атланты из белоснежного мрамора олицетворяли величие верховной власти, храмом которой он призван был служить и поневоле каким-то магическим атмосферным влиянием внушала в созерцателя благоговение перед историческим местом, в котором он оказался. Но с другой стороны все вокруг было увешано красными флагами, лозунгами «Вся власть – Учредительному Собранию!» и «Нет царизму!», кругом была разведена грязь – со времени Февральского переворота здесь явно никто не убирался, в приемных и залах толпилось великое множество разношерстного народу, который, судя по внешности, явно не имел никакого отношения к работе правительства. Таким образом, дворец олицетворял тот же пример бардака, в котором ныне пребывал весь Петроград, что не могло не сказываться негативным образом на отношении несведущего посетителя к его нынешним обитателям.

Правительство заседало в тронном зале. По пути к нему несколько человек остановили Керенского, попытались заговорить с ним, но, как заметил Бубецкой, все эти разговоры сводились только к подчеркиванию его величия и значимости в революции и государственном устройстве. Наконец вновь прибывшие министр и его новый знакомый добрались до места заседания.

Картина внутри была не лучше, чем снаружи – за большим длинным столом сидело человек десять членов, а вокруг на стульях восседало еще с пятьдесят – благо, площади позволяли. Здесь же, возле этих, как понял Бубецкой, помощников министров, на стульях лежали в беспорядке, а местами – валялись на полу или летали в воздухе – бумаги, имеющие отношение к деятельности правительства. В зале стоял галдеж, из которого совершенно невозможно было разобрать, кто именно и что говорит. Однако, с появлением Керенского, в зале воцарился относительный порядок. Сидевший на месте председательствующего пожилой человек с окладистой седой бородой – председатель правительства князь Львов – торжественно и с некоторым, казалось, облегчением произнес:

– Господа, Александр Федорович!

Члены правительства начали аплодировать, но были скоро остановлены жестом руки вошедшего.

– Достаточно, прошу вас, господа. У нас сегодня масса вопросов и начать позвольте с нашего нового участника.

– Нового министра? – уточнил Львов с опаской.

– Еще нет, но, думается мне, он бы сошел на эту должность, – с улыбкой отвечал Керенский. – Господа, это князь Иван Андреевич Бубецкой…

– Как же, как же, – произнес лысый бородатый мужчина плотного телосложения с трубкой в зубах, приближаясь к Ивану Андреевичу. – Член «Террористической фракции «Народной воли», соратник Шевырева и Ульянова, если я не ошибаюсь?

– Так точно-с.

– Это какого Ульянова? Ленина? – выкрикнул кто-то.

– Нет, – ответил признавший Бубецкого собеседник. – Его брат, народоволец, был казнен в 1887 году за попытку покушения на царя. А сами Вы, Иван Андреевич, кажется, были тогда приговорены к пожизненной каторге?

– Не совсем, к пожизненному заключению в Петропавловской крепости.

– Ах, да, простите. Разрешите представиться, обер-прокурор Синода князь Львов.

Они поклонились друг другу.

– Хотя в родстве с господином министром-председателем не состоим, являемся оба носителями славной древней фамилии русских дворян. Уверен, что Ваше участие в деятельности нашего правительства окажет нам неоценимую пользу. Нам сейчас очень нужна свежая голова, еще не затуманившая внутри себя пользу революционных идей бытовыми проблемами…

– Но без бытовых проблем решения не принимаются, это жизнь, – вполголоса произнес мужчина в красивом пенсне и высокой роскошной черной шевелюрой. Он сидел за столом, погрузившись в бумаги и практически не поднимал глаз, но, казалось, его чуткое ухо улавливает даже в этом бедламе малейший шорох.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Проекта 1917»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза