– Как зачем? Вы – живой символ, идол революционной борьбы можно сказать. Наравне с Кропоткиным. Такие люди нужны нам и революции в целом. А сейчас – поедемте, я устрою Вас в отличный доходный дом, где сам снимаю квартиру. Зайдем ко мне, познакомлю с женой, покормлю Вас. В конце концов, пока Вы видели в революции только плохое – теперь пора увидеть и хорошее.
Бубецкому сложно было однозначно отреагировать на его слова – слишком все мешалось в его сознании за прошедшие несколько дней. Но ответить отказом на предложение министра он не мог.
Глава девятая. «Сильные мира сего»
Политик должен уметь предсказать, что произойдет завтра, через месяц, через год. А потом уметь объяснить, почему этого не произошло.
До сегодняшнего дня Ивану Андреевичу не случалось бывать в Зимнем дворце, но осознание того, что именно его обитатели на протяжении многих лет были объектом его ненависти, а сам он стал жертвой их гонений, их законов, их стремления защитить ту систему, что защищала их много веков подряд.
Дворец произвел на него смешанное впечатление – конечно, его колоннады и атланты из белоснежного мрамора олицетворяли величие верховной власти, храмом которой он призван был служить и поневоле каким-то магическим атмосферным влиянием внушала в созерцателя благоговение перед историческим местом, в котором он оказался. Но с другой стороны все вокруг было увешано красными флагами, лозунгами «Вся власть – Учредительному Собранию!» и «Нет царизму!», кругом была разведена грязь – со времени Февральского переворота здесь явно никто не убирался, в приемных и залах толпилось великое множество разношерстного народу, который, судя по внешности, явно не имел никакого отношения к работе правительства. Таким образом, дворец олицетворял тот же пример бардака, в котором ныне пребывал весь Петроград, что не могло не сказываться негативным образом на отношении несведущего посетителя к его нынешним обитателям.
Правительство заседало в тронном зале. По пути к нему несколько человек остановили Керенского, попытались заговорить с ним, но, как заметил Бубецкой, все эти разговоры сводились только к подчеркиванию его величия и значимости в революции и государственном устройстве. Наконец вновь прибывшие министр и его новый знакомый добрались до места заседания.
Картина внутри была не лучше, чем снаружи – за большим длинным столом сидело человек десять членов, а вокруг на стульях восседало еще с пятьдесят – благо, площади позволяли. Здесь же, возле этих, как понял Бубецкой, помощников министров, на стульях лежали в беспорядке, а местами – валялись на полу или летали в воздухе – бумаги, имеющие отношение к деятельности правительства. В зале стоял галдеж, из которого совершенно невозможно было разобрать, кто именно и что говорит. Однако, с появлением Керенского, в зале воцарился относительный порядок. Сидевший на месте председательствующего пожилой человек с окладистой седой бородой – председатель правительства князь Львов – торжественно и с некоторым, казалось, облегчением произнес:
– Господа, Александр Федорович!
Члены правительства начали аплодировать, но были скоро остановлены жестом руки вошедшего.
– Достаточно, прошу вас, господа. У нас сегодня масса вопросов и начать позвольте с нашего нового участника.
– Нового министра? – уточнил Львов с опаской.
– Еще нет, но, думается мне, он бы сошел на эту должность, – с улыбкой отвечал Керенский. – Господа, это князь Иван Андреевич Бубецкой…
– Как же, как же, – произнес лысый бородатый мужчина плотного телосложения с трубкой в зубах, приближаясь к Ивану Андреевичу. – Член «Террористической фракции «Народной воли», соратник Шевырева и Ульянова, если я не ошибаюсь?
– Так точно-с.
– Это какого Ульянова? Ленина? – выкрикнул кто-то.
– Нет, – ответил признавший Бубецкого собеседник. – Его брат, народоволец, был казнен в 1887 году за попытку покушения на царя. А сами Вы, Иван Андреевич, кажется, были тогда приговорены к пожизненной каторге?
– Не совсем, к пожизненному заключению в Петропавловской крепости.
– Ах, да, простите. Разрешите представиться, обер-прокурор Синода князь Львов.
Они поклонились друг другу.
– Хотя в родстве с господином министром-председателем не состоим, являемся оба носителями славной древней фамилии русских дворян. Уверен, что Ваше участие в деятельности нашего правительства окажет нам неоценимую пользу. Нам сейчас очень нужна свежая голова, еще не затуманившая внутри себя пользу революционных идей бытовыми проблемами…
– Но без бытовых проблем решения не принимаются, это жизнь, – вполголоса произнес мужчина в красивом пенсне и высокой роскошной черной шевелюрой. Он сидел за столом, погрузившись в бумаги и практически не поднимал глаз, но, казалось, его чуткое ухо улавливает даже в этом бедламе малейший шорох.