– Глупости! Здесь очень скоро такое начнется, что ты будешь мечтать об эмиграции как о манне небесной. Но тебе либо не дадут это сделать, либо желающих будет столько, что Европа уже не примет тебя с распростертыми объятиями так, как сделает это сейчас… Вот, – в руках у Феликса появился конверт, – Ирина, моя жена, пишет из Ниццы, что сейчас самое время приехать. Там самый сезон, все в цвету. Да и там есть, где жить. Останешься во Франции, будешь преподавать как раньше или… Одним словом, найдешь способ выжить. Пойми, здесь очень скоро это будет просто невозможно!
– Ты говоришь глупости. Я не мыслю жизни в отрыве от России, я слишком патриот, чтобы сейчас, в самый трудный момент, вот так взять и уехать… Впрочем, ты можешь и остаться – билет я заказал тебе тоже.
– Ну хорошо… давай доберемся до места, поговоришь с Лениным, и там решишь. Я по глазам вижу, что ты еще лелеешь надежду на эту встречу. Хоть ты и отрицаешь большевизм, а все же, коли претит тебе его убийство, в глубине души надеешься еще на то, что он сможет все изменить… Что ж, время покажет…
Дверь в залу отворилась, на пороге стоял помощник комиссара милиции.
– Господин Бубецкой?
– Да, это я. Чем могу быть полезен?
– Вам приказано явиться в городскую милицейскую управу.
– А что случилось? – поинтересовался Феликс.
– Видите ли, сегодня в номере «Англетера» найден труп Вашей знакомой, госпожи Филоновой, Вам следует дать по этому делу показания.
Бубецкой с Феликсом переглянулись.
– За что боролась, на то и напоролась, – процедил Бубецкой и подумал: «А в сущности не так-то плохо умереть прежде, чем на твоих глазах разыграется кровавая драма с участием многомиллионного населения. Завидую я ей…»
Войдя в управу, Бубецкой сразу прямиком направился в кабинет Вышинского. Там вовсю шел допрос. Перед столом начальника милиции сидел солдат в кожанке. Хозяин кабинета прервал допрос при виде Бубецкого, чтобы поздороваться с вошедшим.
– Здравствуйте, Иван Андреевич.
– Здравствуйте, Андрей Януарьевич. Как это случилось?
– Удар по голове тупым предметом. Предварительная причина – ограбление, пропала огромная сумма денежной валюты, собранная по подписке накануне. Кстати, не знаете, кому она предназначалась?
– Знаю. Партии большевиков.
– Так я и думал, – заскрежетал зубами Вышинский. – У Вас достоверная информация?
– Достовернее некуда. А Вы кто такой будете? – обратился Бубецкой к солдату.
– О, это лицо легендарное, – ответил за него хозяин кабинета. – Прапорщик Кирпичников, начавший саму революцию. Именно части под его командованием по сути взяли Петроград в тот роковой февральский день.
Бубецкой окинул невзрачного служаку взглядом. Лицо его, хоть и молодое, было порядком измождено алкоголем, изрыто морщинами. Красное от ветра, оно сливалось с цветом ленточки на его папахе – точно такой же, какую носил Анисим на Юго-Западном фронте. Усы от пыли и табака стали какими-то желто-рыжими, как и выгоревшие под палящим солнцем брови. Глаза смотрели с нескрываемым презрением и жестокостью.
– Очень рад. Я комиссар Временного правительства, – начал было Бубецкой, но тот не дал ему договорить:
– Да много Вас тут, комиссаров. Только вот сражаться никто не хочет, а Анисим сражался! А ты его обвиняешь! – кричал он на Вышинского. – Не мог он ее убить, говорю тебе, не мог!
– Это следствие разберется, мог или не мог.
– Знаю я, как вы разбираетесь. Скоро Россия по швам затрещит через Ленина и его приятелей, если таких, как Анисим по тюрьмам распихивать начнем. Да еще за кого?! За буржуйское отродье, подстилку белогвардейскую! – от Кирпичникова разило алкоголем, он все более распалялся. Бубецкой внимательно всматривался в его злое лицо. Все стало в этот момент понятно ему, равно, как и понятно было Вышинскому – с той лишь разницей, что мотивов действий Папахина он не знал. Мысль Бубецкого о том, что она нашла то, чего искала, получила свое подтверждение…
Допрос самого Ивана Андреевича был недолгим – Вышинскому лишь нужно было подтверждение участия в ее жизни (или смерти) партии большевиков, и он его получил. Потому спустя полчаса Бубецкой уже подходил к дому. У дверей его ждала знакомая фигура, это был Савинков.
– А, это Вы…
– Мы прошлый раз не договорили.
– Простите, я спешил, – Бубецкой отвечал меланхолично и отсутствующе.
– Как у Вас теперь со временем?
– Слушаю Вас.
– Вы, кажется, утомлены?..
– Немного. Шел из милиции. Утром убили мою приятельницу, помните, мы вместе были на Юго-Западном, Варвару?..
– Как же. Прехорошенькая!
– Да-с, но большевичка. Революция по традиции пожирает своих детей. Тридцать лет назад она убила мою любимую девушку, ее сокурсницу. Сегодня убила ее. Мне все чаще начинает казаться, что я лишнего пребываю на этом свете.
– Полноте, князь. Послушайте лучше, что я Вам скажу… Пролетарская революция на сегодняшний день становится неизбежным обстоятельством завтрашнего дня, от нее уже никуда не деться. То, что народ будет просто утоплен в крови, не вызывает никаких сомнений…