Читаем Человек из раньшего времени полностью

– Сложно сказать… Волнения в Петрограде поутихли, но это явление временное… Знаете, какую главную ошибку допустил Корнилов? Он зачем-то вписал в свою программу пункт об Учредительном собрании. Неизвестно, одобрило бы оно его действия или нет. Но ему все равно – он вояка, ему хоть сто плетей, а он знай свое – «Жизнь за царя» и все тут. А те, кто вокруг него? Взять хотя бы меня. Это собрание, если оно и состоится, что вряд ли – большевики на все пойдут, чтобы его не допустить – как Вы совершенно справедливо заметили, все нам припомнит. Мы здесь, на политическом олимпе, можем еще как-то закрыть глаза на недостатки друг друга, простить кое-какие оплошности и недогляд, а народу глаза не замажешь! Слишком они уже насмотрелись на наши художества, чтобы сознательно развязать вторую волну этого бардака принятием на Учредительном собрании тех резолюций, за которые ратует Керенский. Хотите правду? Если это собрание и состоится, то уж непременно его итоги будут не в пользу ни одной из революций. Это как пить дать. Так что надо нам с Вами держаться за тот строй, который нас призрел.

– Нам с Вами? Простите. Нам с Вами не по дороге хотя бы потому, что я за свои убеждения страдал, а Вы от них отрекались в своих книжках да эмиграциях. Я с царизмом боролся открыто, а Вы предпочитали загребать жар чужими руками. Я не скрывал недовольства правительством, но с честью выполнял все поручения, которые оно мне давало. Вы же при первом удобном случае переметнулись на сторону мятежника. Так что извините, Борис Викторович, но Ваших взглядов я разделить не могу. Честь имею.

– Постойте! Я хотел обсудить с Вами одну проблему.

– Мне теперь некогда, я очень спешу, извините.

– Где мне найти Вас?

– Я живу в доме Юсупова. Приходите, когда угодно.

Стремительными шагами Бубецкой удалялся от своего визави. Савинков смотрел ему вслед с надеждой – возможно, только этот человек сможет сыграть в его жизни спустя несколько дней роковую роль.

Влетев в гостиную, Бубецкой был вне себя.

– Представляешь, Савинкова встретил. Шельма, приходится – и воюет на два, три и больше фронтов. А еще о будущем рассуждает и меня записывает в свои ряды.

Феликс в домашнем халате пил кофе за столом.

– Помнится мне, когда ты знакомил нас на Юго-Западном, ты был о нем иного мнения.

– Да уж, время вносит свои коррективы.

– Послушай, – меняя тему, вкрадчиво начал Феликс. – Я хочу попросить тебя кое о чем.

– ?

– Неизвестно, как все сложится дальше, возможно, эмиграция станет единственным выходом… Мне очень хотелось бы встретиться с одним человеком, причем встречу эту организовать можешь только ты.

– Почему только я?

– Потому что ты единственный из властной верхушки, с кем я столь близок.

– И что же это за человек?

– Государь. Он сейчас под домашним арестом в Царском Селе. А я, видишь ли, женат на его племяннице. Мне не хотелось бы покидать Родину, не повидавшись с ним напоследок.

– Ты уверен в том, что придется ее покидать?

– Нет, но повторяю, сегодня нельзя быть уверенным в завтрашнем дне.

– И ты поселил меня у себя и окружил всей этой роскошью, чтобы добиться встречи с арестованным?

– Послушай, твоя чепуха настолько низменна, что даже отвечать на нее не стану.

– А зачем тогда? Зачем тебе эта встреча? Что она тебе даст?

– Во-первых, не только мне. Нам. Думаю, тебе тоже будет полезно с ним побеседовать, чтобы сформировать свои представления о будущем. А во-вторых, ты знаешь, что такое для потомственного русского дворянина – конечно, если он не народоволец – царь. За них мои предки жизнь отдавали. Это как родным воздухом подышать, родную землю поцеловать, понимаешь? Важно. Прошу тебя. Я ведь ни о чем тебя раньше не просил. Да и время у тебя теперь есть, так что…

Дворянская кровь заиграла в Бубецком, он понял слова Юсупова. Его решение предугадать было несложно.

В царскосельском дворе царило натуральное хозяйство – царь рубил дрова, одетый в гимнастерку без погон, княжна Мария полола грядку, две ее сестры сидели за чтением в беседке. При виде Феликса девушки бросились к нему, стали его обнимать. Княжна Мария искоса поглядывала на появившегося в его компании Бубецкого. Чтобы снять все вопросы, он сразу подошел к хозяину дома.

– Ваше Величество, моя фамилия Бубецкой, я комиссар Временного правительства и по официальному мандату прибыл, чтобы встретиться с Вами.

Царь отложил топор, одернул гимнастерку, застегнул верхнюю пуговицу. Только теперь Иван Андреевич сумел его разглядеть – статный, хоть и невысокий, с окладистой рыжей бородой, он не производил впечатление великого человека, но изнутри источал какое-то неведомое тепло. Бубецкой вспомнил, как несколько месяцев назад в приходе Старого Мултана обдало его свежим, незнакомым доселе ощущением прилива энергии – так, будто стоишь рядом с разрывающимся от напряжения трансформатором. Вроде ничего не меняется, а от разреженного воздуха тебя буквально трясет изнутри. Сейчас это чувство вновь посетило его. Но если первый раз, тогда, в церкви, оно причинило князю дискомфорт, то сейчас напротив, расслабило и как-то даже успокоило.

К ним присоединился Феликс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Проекта 1917»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза