– Тебя тридцать лет в застенках продержали, а и дело твое живо, и сам ты запала не утратил. Лучше меня знаешь, что это не метод…
– Это я понял. Но чего, по твоему мнению, стоит ожидать в будущем?
– Второй революции.
– Конечно, большевистской?
– Конечно. А ты видишь в этом бардаке другую реальную политическую силу? – Варвара как будто оживилась и даже зарделась от его слов.
– Бог мой, что я вижу?! Никак ты стала большевичкой?
– Считай, что так. Я не могу безразлично и безучастно взирать как погибает Отечество, и конечно же не могу отказать в помощи тем, кто надеется его спасти, коли она в моих силах.
– На баррикады полезешь? – улыбнулся Иван Андреевич.
– Не язви. Каждый помогает чем может. Финансами, например…
При этом слове Анисим отвлекся от трапезы и подобострастно осклабился на Варвару. Она ответила ему скромной улыбкой столичной институтки. Он грубо, со слюнями, чавкая, поцеловал ее взасос. Бубецкого зрелище не прельстило, он отвернулся и залпом выпил бокал вина.
Пока Бубецкой беседовал со своими приятелями, Феликс окидывал взглядом пришедших с ними людей. Формально представления не было, но кое-кого из присутствующих Феликс узнал.
– Мария Федоровна? – робко спросил он высокую, статную рыжую красотку в летах, сидевшую напротив него и не сводившую глаз с Бубецкого.
– Да, это я. Мы знакомы?
– Я Феликс Юсупов.
– Феликс Феликсович! – всплеснула руками его собеседница. – Вот уж никак не чаяла Вас здесь увидеть!
– Да и я, признаться, тоже, полагал, что идеалы большевизма от Вас далеки… Господа, мы сегодня в обществе великой русской актрисы Марии Андреевой! – громко объявил Юсупов. Присутствующие посмотрели на него и снова отвернулись – идеалы служения искусству у большевиков, как видно, были не в чести.
– Что же привело Вас на этот путь?
– Отчаяние. Разочарование во всех прочих фигурах, чью политическую несостоятельность мы могли лицезреть на протяжении всего 1917 года.
– Но кто Вам сказал, что большевики будут лучше этих прочих?
– Во всяком случае, их программа больше приближена к жизни, она больше дает каждой социальной прослойке…
– Кроме дворянской, разумеется.
Андреева улыбнулась:
– Не обессудьте, Феликс, прошло Ваше время.
– Это я давно понял. Вот только сомневаюсь, настанет ли Ваше.
– Ну не злитесь. В конце концов, возможность эмигрировать у Вас будет всегда.
– Это гарантия от Ленина? – улыбнулся Маленький.
– Больше, от ленинского идеолога. От Горького.
Она многозначительно посмотрела на Юсупова. Он знал, что актрису Андрееву и писателя Горького – идеолога большевизма – давно связывает роман, и ради нее он даже оставил жену и детей.
– А если я не захочу уезжать?
– Ничего страшного. Отрекитесь от прошлых убеждений, помогите большевикам – и они простят Вам старые грехи. И даже наградят за убийство Распутина.
– За сколько же они готовы на такую щедрость?
– А это уж от каждого по возможностям…
– Говорите словами Ленина?
– Горь-ко-го, – рассмеялась Мария Федоровна. – Если хотите стать участником истории, приходите нынче вечером в доходный дом Якушева, там будет большое собрание сочувствующих, послушаете, решите для себя, кто Вам ближе… И Ивана Андреевича с собой возьмите. Вам обоим будет там интересно.
– Ну как? Пойдем? – с улыбкой на устах спросил у своего визави Бубецкой.
– Разве, чтоб скуку убить, – с той же иронией ответил Юсупов.
Вечером в доходном доме Якушева на набережной Мойки состоялось то, что в прежние времена называлось «подписка». Множество разномастных штатских людей здесь собралось, чтобы приобрести несколько лотов из художественной коллекции Варвары и одного из ее приятелей, графа Строганова. Они выставлялись на продажу состоятельным горожанам с тем, чтобы вырученные деньги направить в кассу большевиков. Об источнике расходования средств не знал никто, кроме узкого круга избранных. Пока Варвара с Марией Федоровной устраивали торг, в соседней комнате уединились Феликс, Бубецкой и Папахин. Они выпивали крепкий ром и откровенничали о будущем России.
– Анисим, что же это, и ты полагаешь, что будущее за большевизмом?
– Да я ничего такого не думаю, Вашбродь. Я со всеми – куда все, туда и я.
Феликс вступил в беседу и привел афоризм Сенеки:
– «Судьба покорных ведет – непокорных тащит».
– Ты ведь кровь проливал не за большевиков? И не большевики тебе руки с комитетами развязывали? И не большевики назначения давали!
– К чему это Вы, Иван Андреич?
– А к тому, что новая власть, коль скоро она установится, не простит тебе прошлых «заслуг» на старой службе. Понимаешь ты это?
– Да чего тут не понять… – Анисим мялся.
– Ну а что тогда?