Часы, идущие назад

– Потому что видели ее раньше, – подытожила Катя. – Где? У кого? Может быть, этот браслет принадлежал вам? Может, это вы подарили его Аглае Добролюбовой, впоследствии зверски убитой? Вы же знали ее преотлично. Ваша мать когда-то много чего перенесла вместе с матерью Аглаи на сто первом километре, они дружили.

– Моя мать никогда не была алкоголичкой, – отрезала Ульяна. – А браслет… Нет, нет, это не моя вещь. Меня просто попросили ее выкупить из ломбарда.

– Кто попросил?

Ульяна смотрела на хозяина ломбарда. Гущин кивнул оперативникам. Те поблагодарили свидетеля и повели его к выходу, чтобы отвезти обратно в город.

– И кто же вас попросил? – повторил вопрос Гущин.

– Андрей. То есть Казанский. Это вещь его матери. Семейная.

– А как же она попала к Аглае Добролюбовой?

– Не знаю. – Ульяна поджала тонкие губы. – Понятия не имею. Он мне не сказал, просто попросил об одолжении – сходить в ломбард и выкупить браслет.

– Дал денег на это?

– Да, не свои же я стала бы тратить.

– А вы часто исполняете для него подобные поручения?

– Нет.

– А почему он обратился к вам?

– Потому что его мать знала мою мать. Она работала в музее. Она… она помогала нашим – маме, тете Марго, Марии Вадимовне. Ну, сочувствовала. Но это было давно, я еще девчонкой была. И потом тоже, до самой смерти матери… ну, они поддерживали отношения.

– У вас роман с Казанским? – спросила Катя прямо.

– Какое вам дело? В любом случае тогда, три года назад, мы еще не… то есть он… Вообще все это вас не касается. Это моя частная жизнь. Насчет браслета обращайтесь к нему. Я ничего дурного не сделала. Просто хотела оказать услугу.

Глава 39 Навет

– Ульяна Антипова не все нам говорит. Но теперь есть хоть что-то конкретное, с чем можно подступиться к Казанскому, – ее показания про браслет, – объявил Гущин в машине, когда они покидали «Бережки-Холл», которые уже окутала вечерняя тьма. – Завтра с утра отправимся в городскую администрацию. Побеседуем с тем, кто до сих пор был для нас недосягаем. Сегодня всем отдыхать. Не то рехнемся.

Однако сам он в отеле не остался, высадил Катю и Анфису у дверей отеля и поехал в ОВД. Катя знала: Гущин думает о капитане Первоцветове. Об отделе полиции без начальника. О том, как поступить – писать рапорт руководству ГУВД или пока подождать.

Анфиса в номере молча села на кровать. Начала снимать ботинки. Катя подала ей ее сумку, но Анфиса даже не взглянула на нее. Тогда Катя сама открыла сумку, проверить потери. Одна из камер разбилась при падении – корпус треснул, объектив был поврежден. Вторая камера, замотанная в полосатый шарф Анфисы, внешних повреждений вроде не получила. Но как узнаешь – это ведь электроника. Только Анфиса могла понять, что там и как с ее аппаратурой.

Но Анфиса ни на что не реагировала.

Она сняла плащ, стянула свитер и, оставшись в джинсах и футболке, прилегла на кровать. Катя села рядом.

Как умела, однако подробно пересказала Анфисе горьевский апокриф, стараясь не упустить ни одной детали. И поразилась сама: как же бледно и фантастично выглядит теперь эта старая горьевская легенда, вроде полная ужасов и тайн, по сравнению с реальными событиями, свидетелями и участниками которых они стали.

Анфиса слушала, глядя в потолок.

– Ты сама говорила, помнишь, что все это словно мозаика. – Катя бережно взяла ее за руку. – Мы как угодно можем интерпретировать и фотографии, и легенду. Появляются новые персонажи, о которых мы прежде даже не думали: кучер, горничная. И оказывается, они тоже играют важную, трагическую роль, когда приходит их время. Время… Анфиса, я все больше думаю о нем. Оно тоже фигурант здешних событий. Это как в «Аркадии» у Тома Стоппарда. Мы все время идем по касательной относительно событий прошлого. И все пытаемся понять, как оно все было на самом деле тогда. Но ведь это же справедливо и к нынешним событиям, к нынешним убийствам. Мы тоже идем пока по касательной. Все наши сиюминутные выводы могут оказаться ложными. Потому что мы или что-то упустили, или прошли мимо.

Анфиса ничего на это не ответила. Повернулась на бок. Катя потеплее укрыла ее одеялом.

– Может, и правда тебе лучше вернуться в Москву? – спросила она.

– Ни за что.

Катя вздохнула. Погасила верхний свет, оставила лампу на тумбочке и пошла в душ.

Утром ее разбудила Анфиса – уже одетая, собранная.

В девять полковник Гущин провел оперативку со своей опергруппой. Они были готовы ехать в администрацию к Казанскому, как вдруг в кабинет заглянул дежурный.

– Посетители к вам, Федор Матвеевич, вас срочно спрашивают.

У кабинета стояли Молотова и Александр Вакулин. Он ее в чем-то тихо и горячо убеждал, она отмахивалась от него.

– Вас уже выписали из больницы, Мария Вадимовна? – удивилась Катя.

– Я сама вечером уехала. Вот Шура меня забрал. Я его попросила. Я пока не могу за руль сама садиться, голова кружится. Шура меня и сюда привез.

Катя вспомнила, как Первоцветов рассказывал городскую байку о том, что пожилая актриса и бизнесмен, который моложе ее лет на двадцать, в прошлом любовники.