Часы, идущие назад

Пристав и полицейские уехали на завершение осмотра Башни с часами и Дома у реки, где лежали убитые слуги. О происшедшем уже узнала вся губерния. Слухи множились.

И к вечеру в Дом с башнями съехалась целая ассамблея: подрядчики и субподрядчики, акционеры, владельцы магазинов мануфактуры, банкиры. Они все приехали из соседних губерний, из Москвы. То и дело у подъезда останавливались экипажи, пролетки – деловой мир ехал и по железной дороге, и на рысаках. Все хотели видеть Игоря Бахметьева. С почты летели посыльные, приносившие телеграммы-молнии из Москвы и Петербурга.

Дом наполнился народом и гудел как пчелиный улей. Елена Мрозовская тихо сидела у себя и лишь прислушивалась к шуму этих великих волн. Она поражалась, сколько, оказывается, народу зависело от Аглаи как от наследницы такого состояния, хозяйки фабрики. Какую огромную роль играла эта фабрика в жизни людей. Обсуждались будущие торги, аукцион, все нервничали, курили гаванские сигары, спорили, ругались, шумели, пили коньяк, наскоро закусывали. Прислуга с ног сбивалась.

И что самое поразительное – прежний страх, темные тени, весь так и не проясненный до конца оккультный морок таял, исчезал под этим бурным натиском реальной, настоящей жизни.

В глубине души Елена Мрозовская даже была этому рада. Все возвращается в свою колею. Все обыденно, все привычно.

Единственное, с чем она не могла смириться, – это с тем, что Игоря не было с ней рядом. Занятый делами, он словно забыл о ее существовании. Она в душе искала для него оправданий. И находила их – она же была умной женщиной.

Она прождала его всю ночь. Но и ночью он не пришел к ней. Дом не спал, никто не ложился – приезжие акционеры, компаньоны, подрядчики заняли все залы, все комнаты. Умом Елена Мрозовская понимала, что Игорь Бахметьев не может в такой ситуации явиться к ней и провести с ней ночь любви. Но сердцем…

Что делать с глупым сердцем?

Что делать с любовью, которая переполняет его?

Она вспоминала их прошлую ночь – всю до мельчайших подробностей. Она задыхалась от страсти. А потом перед глазами вставали страшные сцены Дома у реки, башни. И те, прежние, которые она фотографировала своим аппаратом Мите.

Она металась на кровати. Все сплеталось в единое целое.

Хотелось ли ей вот такой любви?

Было ли в этом счастье?

Утром горничная с перевязанным ухом и забинтованной головой – та самая девочка, видно, кое-как пришедшая в себя, – принесла ей кофе и завтрак.

Бахметьев не пришел. Из Москвы приехало на поезде все правление Русского Промышленного банка в полном составе. И они все вместе с ним отправились на фабрику, в цеха.

Елена Мрозовская видела это из окна. Как они садятся в пролетки под проливным апрельским дождем.

Тогда она сдвинула в сторону поднос с кофейником из саксонского фарфора, долго, очень долго смотрела на чашку… Здесь ведь отравили когда-то людей, подсыпав яд то ли в такую вот кофейную чашечку, то ли в бокал вина…

Она пошла в фотолабораторию Глафиры и там долго и скрупулезно раскладывала все негативы по порядку – и свои, и ее, все фотографии, которые она аккуратно подписала на обороте. Она намеревалась оставить их здесь, в этом доме. Они принадлежат дому, исчезнувшей, как талый снег, семье. Никакого медицинского освидетельствования теперь не будет, значит, и фотографии не нужны. Хранить их у себя она не хотела. Пусть он хранит, если хочет.

Затем она вернулась к себе, достала кофры и начала медленно укладывать свои вещи и свое оборудование.

Глава 41 Одной ногой в могиле

Судья Репликантов еле ходил. Катя поразилась перемене, которая произошла с ним за короткое время с их первой встречи на свиноферме.

Они поехали к нему домой, узнав адрес в дежурной части. Анфису Гущин взял с собой, ни малейшего возражения не выразил.

Судья жил в новом многоэтажном доме недалеко от банка – Дома с башнями. Кирпичная многоэтажка торчала посреди огромного пустыря, загроможденного коробками незаконченных строений. Здесь, видно, замыслили разбить новый современный микрорайон, но строительство остановилось.

Судья сам открыл им и молча сверлил их взглядом с порога. Небритый, худой, костистый, он посторонился, молча, давая им возможность войти в просторную четырехкомнатную квартиру – слишком большую для одного и захламленную с какой-то почти старческой остервенелостью.

– Опять вы ко мне? – произнес он хрипло. – Мальчишку повесили. А у вас, полиции, нет других дел, как разговаривать со мной.

Он дико закашлял, ухватился за косяк, его лицо посинело. И Катя вдруг испугалась, что он умрет прямо тут, перед ними, в прихожей. И мысль – странная – закралась в голову: часы пошли… желание исполнилось… А что, если пошло что-то не так там, в ритуале, который он провел, если это ОН? И вместо выздоровления он получил то, что мы сейчас видим?