Часы, идущие назад

И испугалась, что Молотова явилась из-за того, что в городе узнали о том, что опять случилось на Башне с часами. Вроде пусто было там вчера, никаких зевак, однако… это же Горьевск.

– Мне Капитолина Афанасьевна из музея вчера позвонила, – быстро, горячо начала Молотова. – Я ее просила узнать, что искал в фондах музея судья Репликантов, что его интересовало. И она узнала.

– Вместо того, чтобы о здоровье вашем беспокоиться! – Александр Вакулин покачал круглой, коротко стриженной головой. – О чем она думает, эта старуха?! Вы только после сердечного приступа! Разве можно так волноваться, Мария Вадимовна? Больницу покинули, врач просто руки умыл.

– Макара убили! Мой мальчик мертв! Что ты городишь?! – резко оборвала его Молотова. – Если хочешь помочь – помогай. Или скатертью дорога. Я в твоих советах сейчас не нуждаюсь!

Вакулин тяжело вздохнул. Катя поняла: сплетни верны, они в прошлом и точно любовники. Но время… время все меняет.

– Помните, что я вам говорила? – настойчиво спросила Молотова Гущина. – О том, перед чем меркнет здравый смысл? Когда торжествует самое дикое суеверие? Когда жаждешь лишь исполнения своего желания, чтобы смерть… смерть отступила, пошла на попятный?

– Помню, – Гущин кивнул. – Это намек на судью, у которого плохо со здоровьем.

– Часы на башне пошли назад, когда погиб мой Макар. Механизм сработал. Я просила Капитолину узнать – она ответственна за фонды, – что интересовало судью в хранилище. Так вот, она нашла, что он изучал последнее время. Это чертежи, понимаете? Чертежи башни и часового механизма. Он хотел узнать, как все там устроено. Некоторые чертежи сохранились, и он их смотрел! Он смотрел также и конторские книги фабрики времен еще старого Шубникова. Там тоже могут быть указания времен строительства башни. Вы понимаете, что его интересовало?

Гущин кивнул и спросил:

– Когда вы сказали нам, что видели Аглаю Добролюбову незадолго до ее смерти выходящей из черного «Гелендвагена», это точно был внедорожник той марки? Вы имели в виду судью Репликантова?

Молотова закусила губу.

– Нет, про марку машины ничего не могу вам точно сказать. Это метафора – просто это была большая черная машина. Но какое это имеет значение? Когда выяснилось, что Репликантова интересовали чертежи башни и часов?

– Хорошо, не волнуйтесь. Мы этот вопрос проясним, не откладывая, – заверил ее Гущин.

И Катя поняла: они на перепутье. Два следа прямо перед ними, и оба горячие.

Глава 40 Окно

13 апреля 1903 года. 12.15

Елена Мрозовская смотрела из окна своей комнаты в Доме с башнями на дождь, что поливал Горьевск щедро и бурно. Природа, страдавшая от утренних холодов, раскрывалась навстречу теплой живительной весенней влаге. В это утро кусты, деревья окутала легкая зеленая дымка. Это означало одно: весна, весна стучалась во все двери и окна.

Еще вчера город выглядел совсем по-иному – когда она, придя в себя после обморока, глотнула свежего воздуха из открытого окна на Башне с часами и взглянула в окно. С юга шли тучи, солнце словно умирало в них.

– Как вы себя чувствуете, Елена Лукинична?

Игорь Бахметьев был с ней. Это он отнес ее на руках вниз на лестничный пролет, открыл окно, чтобы она дышала, чтобы могла прийти в себя.

Вокруг клубилась уйма народа: пристав, полицейские, фабричные приказчики. Все они ползли по лестнице вверх, туда, в комнату часового механизма, где лежало на полу тело вынутой из петли самоубийцы. Любопытные толпились на всех этажах, рабочие побросали работу в цехах и тоже лезли в башню. На улице по-прежнему шумела толпа. Все это Елена Мрозовская увидела сверху, из окна, выходящего на фабричный двор.

Она сказала Бахметьеву, что чувствует себя хорошо. Что все уже прошло. В его глазах была тревога, но разговаривали они официально – перед лицом фабричных, полиции, пристава. Бахметьева ждали неотложные дела, он позвал кучера Петрушу и поручил ему доставить ее в Дом с башнями.

– Под твою ответственность, Петруша, чтобы волос с ее головы не упал.

– Что мы, не понимаем, ваше благородие, – молодой кучер смотрел на Мрозовскую. – Не беспокойтесь. Все сделаю. Идемте, мадам.

Он бережно свел Мрозовскую вниз по лестнице, усадил в шарабан, поднял верх, затем бегом вернулся на башню и аккуратно собрал там все фотографическое оборудование. Елена Мрозовская была благодарна расторопному кучеру.

Этот день и вечер были трудными. А ночь полна горечи.

Вечером приехал пристав, тот же самый, что приезжал полтора года назад, по поводу убийства Прасковьи. События его потрясли, казалось, он плохо соображал. Однако вежливо допросил Мрозовскую, записал ее показания. А затем попросил отдать полиции негативы фотографий с места самоубийства, потому что уездная полиция своим фотографом не располагала. И Мрозовская вытащила тяжелые стеклянные пластины-негативы и вручила ему – пусть в полиции сами проявят и хранят ее последние горьевские снимки.