Чай всегда в четыре

Ровно в три сорок пять миссис Олински заперла двери своего дома, села в минивэн и направилась в Силлингтон-хауз. Она прибыла ровно в четыре и не успела выехать на коляске из минивэна, как увидела распахивающиеся двери и мистера Сингха, спешащего ей навстречу. Мистер Сингх хотел непременно сам вкатить её коляску по пандусу на террасу. Перед холлом он остановился и сказал:

– Мы рады, что вы приехали, миссис Олински.

– Почему? – спросила она.

– Потому что Силлингтон-хауз – особое место, миссис Олински. Вы скоро сами убедитесь.

Он провёз её через холл в столовую, где, выстроившись за столом у дальней стены, стояли Души.

За двумя другими столами сидели постояльцы пансиона. Они подбадривающе улыбались миссис Олински, как обычно бывает, когда люди видят людей в инвалидных колясках.

Мистер Сингх подвёз миссис Олински к столу, за которым стояли Души. Они поприветствовали её. Тихо. В унисон. Всего двумя словами. Они сказали: «Добро пожаловать». Для неё было накрыто место не у стены, а с противоположной стороны стола. Парковка для инвалидов, подумала она.

Джулиан сказал:

– Мы пока не наливали вам чай, миссис Олински. Чтобы он не остыл.

Итан налил чай. Миссис Олински подняла чашку в безмолвном тосте, медленно поднесла к губам и сделала глоток. Ещё не успев поставить чашку на блюдце, она снова ощутила облегчение, будто с плеч её сняли что-то тяжёлое. Она ела маленькие бутерброды без корочек, с нежным паштетом, и деликатно откусывала крошечные кусочки крошечных пирожных. Ощущение, которое миссис Олински при этом испытывала, было таким странным и непривычным, что она не сразу вспомнила подходящее слово. Слово было – беззаботность. С момента аварии – а может, и раньше – миссис Олински всегда, всегда усилием воли заставляла себя не обращать внимания на то, что люди обращают на неё внимание. Однако сейчас эти дети смотрели, как она ест пирожные и пьёт чай, и её это совсем-совсем не напрягало. Она прикончила последний миниатюрный профитроль, деликатно промокнула уголки рта салфеткой, сложила её и положила на стол рядом с блюдцем, потом подняла взгляд и увидела напротив четыре лица, озарённые улыбками. И ответила им улыбкой – широкой, большой.

Появились другие постояльцы, и Души, извинившись, принялись курсировать из столовой в кухню и обратно, разнося чай и подносы с бутербродами и пирожными. Потом они вернулись к миссис Олински и дождались, пока складка между её бровями разгладится и совсем исчезнет. Затем, когда последний из гостей заплатил по счёту, Ноа сказал:

– Сейчас всё приберём и начнём тренировку.

На столах, из-за которых только что встали едоки, под краями блюдец лежали чаевые. Души складывали их в картонную коробку на подоконнике. Коробка была от чупа-чупсов.

Когда Души скрылись в кухне, в столовую вышел мистер Сингх. Он положил на стол несколько пачек каталожных карточек и сел напротив миссис Олински. Спина его была пряма, как спинка стула.

– Они уже было забеспокоились, миссис Олински, – сказал он.

– Кто – они?

– Души, миссис Олински.

– Души? – повторила она. – Какие души?

– Правильнее было бы спросить, что такое Души.

– Да, верно. Что такое души?

– Души, миссис Олински, – это то, чем стали теперь Ноа, Надя, Итан и Джулиан. Понимаете?

– Нет, мистер Сингх, боюсь, не понимаю. Это какая-то особенная философия? Реинкарнация и всё такое?

Он улыбнулся. Улыбка была такая же белоснежная, как тюрбан, и почти такой же ширины.

– Не реинкарнация, нет. Скорее инкарнация. Воплощение. Это Надя придумала название «Души».

– А почему они забеспокоились?

– Они забеспокоились, миссис Олински, потому что вы чуть было не выбрали другого игрока. И этот выбор стал бы роковой ошибкой.

Миссис Олински никогда никому не говорила – никому вообще, – что чуть было не выбрала другого игрока. Ей стало не по себе. Зачем этот мистер Сингх разрушает блаженную беззаботность, в которой она пребывала ещё минуту назад? Она нервно кашлянула.

– Но я же не выбрала, – возразила она, уходя в оборону.

– Да. И это было в высшей степени удачное решение. Они ждали, миссис Олински.

– И всё-таки я не понимаю. Ждали чего? Что вы хотите сказать, мистер Сингх?

Он улыбнулся. И снова улыбка ослепительно белой линией подчеркнула белизну тюрбана.

– Просто подумайте об этом, хорошо? Вы ведь так и не смогли объяснить, как набирали команду. Вы давали ответы, но не объяснения.

Откуда он знает?!

– Представьте себе атом, миссис Олински. Энергия, таящаяся в этом крошечном мире, незрима, но она даёт зримые результаты. – Мистер Сингх медленно покачал головой. – Не тревожьтесь, миссис Олински. Вы поступили правильно, выбрать Хэмилтона Кнаппа было бы ужасной ошибкой.

Миссис Олински никогда никому не говорила – вообще никому, – что чуть было не выбрала Хэмилтона Кнаппа. Как может мистер Сингх говорить, чтобы она не тревожилась, если от всего, что он говорит, ей делается тревожно?

Мистер Сингх встал.

– Позже, – сказал он. – Позже вы поймёте. А пока просто спасибо за то, что вы поняли: Джулиан – та самая душа, что была вам необходима.

Она кивнула.

– Хорошо, – сказала она. – Позже так позже.