Чай всегда в четыре

Я по пути в школу и из школы всё так же смотрел в окно и на его дружелюбное «доброе утро» отвечал коротким «привет». Мне всегда удавалось выходить из автобуса последним и задержаться на ступеньках ровно на столько секунд, сколько было нужно, чтобы успеть засечь поджидавшего меня Джулиана, но при этом не вызвать раздражение миссис Коршак. Прошла целая неделя, прежде чем Джулиан наконец-то понял намёк и усвоил, что я не хочу идти с ним от автобуса к школе.

И вот когда Джулиан уже примерно в третий раз побрёл к школе не дожидаясь меня, а я стоял на ступеньках автобуса и в этом убеждался, я и заметил Майкла Фролиха, притаившегося за школьными воротами. Видя, что Джулиан идёт совсем один, Фролих присел на низком старте – и я сразу понял, что сейчас будет.

Я слетел вниз по ступенькам автобуса, в прыжке догнал Джулиана, взял его под руку и быстрым шагом повёл к школе – он даже удивиться толком не успел. Я шёл вплотную к нему, отгораживая собой от Майкла Фролиха.

Но от школьного крыльца на нас уже нёсся Хэмилтон Кнапп. Он вырвал у Джулиана портфель и побежал к дереву, которое росло у школьного забора. Поскольку я в этот момент крепко сжимал локоть Джулиана, это помешало ему сразу на полной скорости погнаться за Кнаппом. В следующий миг он высвободил руку и бросился в погоню, но тут ему преградил путь Майкл – он бежал задом наперёд и размахивал руками, как первый номер в баскетболе.

Джулиан не стал звать на подмогу и вообще не издал ни звука, и даже во взгляде его не было просьбы о помощи. Он оказался куда сильней и проворней, чем можно было подумать. Он обошёл Фролиха, подбежал к Хэму и после серьёзной схватки сумел вырвать у того из рук свой портфель – но не раньше, чем Хэм успел написать на нём чёрным маркером Я УРОД.

Никто не сказал ни слова об этом инциденте. Весь день Джулиан прислонял портфель надписью к столу, а из школы нёс его надписью к себе. Я знал, что от Хэмова маркера на портфеле останутся несмываемые следы.

На следующее утро Джулиан ждал автобус на своей остановке всё в тех же коротких штанишках и в гольфах до колен. В гольфах-то и было дело. Пусть шорты, но хотя бы нормальные носки и кроссовки «Рибок». Это было бы, конечно, странновато, но терпимо. Он вошёл в автобус, помахал отцу и, садясь, сказал: «Доброе утро». Надпись на портфеле теперь гласила:

Я УРОЖЕНЕЦ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ

Фон вокруг первых пяти букв был чуть светлее – очевидно, что надпись на портфеле безуспешно пытались оттереть. Получилось такое гало.

Оно мне понравилось. Кажется, я вообще люблю гало.

После инцидента с портфелем накал страстей в автобусе несколько снизился. То же можно было сказать и о температуре воздуха. Джулиан начал носить брюки нормальной длины – вельветовые. Интересно, думал я, у него вообще есть хоть одна пара джинсов?

Началась пора, когда светлого времени после школы оставалось всё меньше и меньше, а мне приходилось заниматься тыквами. Каждое субботнее утро, с июня до середины ноября, я ездил с мамой на фермерский рынок и помогал ей продавать наш урожай, а также яйца от кур свободного выгула. В сентябре и октябре мы продаём тыквы – много тыкв. Мама платит мне, и я почти весь свой заработок откладываю.

Я – тот из сыновей, который обречён унаследовать отцовскую ферму, потому что Люка ждут великие свершения. Я точно знаю: как только я объявлю родителям, чем собираюсь заниматься, мне скажут, чтобы я готовился самостоятельно платить за свой выбор.

В Эпифании нет ни единого человека, которого я мог бы посвятить в свои планы. Никто в Эпифании просто не поверит, что Итан Поттер намерен уехать в город Нью-Йорк и работать в театре. Нет, актёром быть я не хочу. Я хочу быть художником по костюмам или художником-декоратором, но я не могу никому об этом рассказать. В головах моих земляков Эпифания, штат Нью-Йорк, отстоит от Нью-Йорка, штат Нью-Йорк, даже дальше, чем от Голливуда, штат Калифорния.

Летом отец Нади Даймондстейн взял нам билеты на «Призрака оперы». До того я бывал на школьных и университетских спектаклях, но ничего подобного не видел ещё ни разу. Когда эта люстра стала падать с потолка, у меня пересохло во рту. Я сидел отдельно от своих, вокруг были чужие люди, и я вцепился в подлокотники кресла, чтобы не вскочить и не закричать: «Браво!» Я видел раньше, как ведут себя футбольные фанаты, – вот так примерно я себя чувствовал. Мне до сих пор снится тот мюзикл. Я купил на память сувенирную программку за целых десять долларов и столько раз её рассматривал, что, наверное, своими взглядами стёр весь глянец. Когда-нибудь я сам придумаю костюмы для такого мюзикла.

Но сначала надо собрать урожай тыкв.