Чай всегда в четыре

Никто никогда не спрашивает. Просто нависают над тобой в проходе, пока ты не подвинешься. Даже если бы он спросил: «Я сяду?» вместо «Не занято ли это место?», я бы всё равно уловил британский акцент. Но внешне он не был похож на британца. Его кожа была цвета крепкого кофе с обезжиренным молоком – не со сливками – и с примесью серого. Губы – голубоватые, как синяк на второй день. Волос у него было столько, что непонятно было, как они все умещаются на одном черепе. И эти волосы – иссиня-чёрные, густые, прямые – не отливали металлическим блеском, как у китайцев или японцев, а выглядели мягкими, как ткань.

– Джулиан Сингх, – сказал он и протянул руку.

Никто никогда а) не представляется, б) не протягивает руку, в) не носит шорты г) с гольфами до колен и д) не ходит с кожаным портфелем е) в первый день школы.

Я протянул руку в ответ.

– Итан Поттер.

Я не улыбнулся. Улыбаться нельзя. На миг утратишь бдительность – обзаведёшься соседом по автобусу на весь учебный год.

Я не хотел подавать никаких надежд. Я намеревался игнорировать Джулиана Сингха до конца поездки. За время, пока автобус поворачивал с Грамерси налево и снова выезжал на шоссе 32, мне удалось не проронить ни слова, но дальше любопытство взяло верх, и я спросил:

– Вы что, купили дом Силлингтонов?

– Да, – ответил Джулиан. – Покупка состоялась несколько недель назад. Процесс затянулся, так как требовалось получить ряд разрешений.

– Разрешений? – переспросил я.

– Да. Отец переоборудует Силлингтон-хауз в пансион с завтраками.

– Пансион с завтраками?

– Да. Наподобие маленького отеля. С той разницей, что мы не подаём обедов, так что меню у нас будет скромным. Кстати, в Силлингтон-хаузе весьма примечательная кухня. По размерам она напоминает кухню полномасштабного ресторана. Осталось только сделать Силлингтон-хауз доступным для инвалидных колясок – и можно открывать пансион. Миссис Гершом помогла нам в получении разрешений.

– Не сомневаюсь, – сказал я. – Твой папа что, повар?

– Да. – Джулиан улыбнулся. – Шеф-повар. Он работал шеф-поваром на круизном судне «Жаворонок». Но он решил, что пора осесть на суше. Отец всегда хотел быть владельцем пансиона, вот и купил Силлингтон-хауз. Так мы его и назовём.

– Но он и раньше так назывался.

– Да. Миссис Гершом нас просветила. Отец считает, что, поскольку тут неподалёку кампус университета, родители студентов с радостью будут у нас останавливаться.

– Несомненно, – сказал я.

Не припомню, чтобы я раньше хоть раз в жизни употребил это слово. В британском акценте есть нечто такое, отчего люди кажутся умнее, чем они, может быть, есть на самом деле. И ещё: похоже, этот акцент заразен.

Я повернулся к окну и прижался лбом к стеклу. И откуда он тут взялся со своим британским акцентом? В какую школу он ходил раньше? Неужели он правда не понимает, до чего он странный? И как вышло, что он стал таким странным? Но хватит вопросов. Если я немедленно не обуздаю своё любопытство, то потеряю гораздо больше, чем место в автобусе.

Когда автобус остановился, я, в жалкой попытке отсрочить неизбежное, притворился, будто что-то ищу. Миссис Коршак ждала, наблюдая за мной в зеркало заднего вида. Наконец, когда все остальные вышли, я двинулся по проходу и на секунду задержался на верхней ступеньке.

Джулиан Сингх дожидался меня.

Так я и знал.

Джулиан сказал:

– Я записан в класс миссис Олински, кабинет двенадцать. Надеюсь, мы будем видеться?

– Похоже на то, – ответил я, показывая ему записку с указанием класса и кабинета.

– Какое удачное совпадение, – сказал Джулиан.

– Несомненно, – ответил я.

Миссис Олински была первым в Эпифании учителем, ведущим уроки из инвалидной коляски.

Она сидела и ждала, пока мы все усядемся. Потом представилась:

– Меня зовут миссис Олински. Я из тех, кому достаются лучшие места на парковке у торгового центра.

Она повернулась к доске и написала большими печатными буквами:

МИССИС ОЛИНСКИ

ПАРАПЛЕГИК

Пока миссис Олински писала слово «параплегик», она одновременно с этим произносила его по слогам:

– Па-ра-пле-гик. Это значит, что у меня па-ра-пле-ги-я – паралич нижних конечностей.

Голос её был спокоен и твёрд, а вот руки… Я заметил, что руки у неё дрожат. Буква О в слове «Олински» не была округлой и ровной – она была нервной. Не знаю, что побудило меня глянуть в тот момент на Джулиана Сингха, но я глянул. Он сидел на стуле совершенно прямо и смотрел не на миссис Олински и не на доску, а куда-то вдаль, как будто бы ему было слишком больно видеть слово «параплегик» – или человека, к которому оно относилось.

Миссис Олински рассказала нам, что её парализовало после автомобильной аварии. Прикованная к инвалидной коляске, она не доставала до верхней части доски, поэтому, хоть она и высоко тянула руку, слова были написаны примерно на середине доски – на уровне глаз большинства шестиклассников.

Хэмилтон Кнапп, усевшийся в самом последнем ряду, дальше всех от двери, встал и заявил:

– Извините, миссис Олински, но я не вижу, что у вас там написано. Вы не могли бы писать чуть повыше?

Миссис Олински улыбнулась.

– Боюсь, не сейчас, – сказала она.