Чай всегда в четыре

Ни одного черепашьего обхода. Больше. Никогда.

Я просто перестану это делать. И не скажу ей почему.

Никогда.

Когда папа за мной приехал, я всё ещё сидела у бассейна. Я вернулась в дедушкину квартиру, а они все пошли на пляж проверять гнездо. Я приняла душ, оделась и смотрела на них с балкона, прижавшись к стене, чтобы они меня не заметили. Джинджер поскуливала, показывая мне, что хочет туда, к ним, вниз, но я решила, что по крайней мере моя собака должна быть рядом со мной – и на моей стороне.

Я хотела уехать от папы. Я хотела домой, в осень.

В тот вечер, когда мы с папой возвращались в его жизнерадостный комплекс, я спросила, знает ли он, что это Маргарет устроила маму на работу.

– Да, знаю.

– Мог бы и сказать.

– Я не думал, что это важно.

– Почему все решают за меня, что важно, а что неважно? Мне это важно! Ты считаешь, это правильно, что ты знаешь, Итан знает, а я не знаю?

– Я не знал, что Итан знает.

Вот и всё, что он сказал. Я подождала – может быть, он что-то добавит, или извинится, или просто скажет, что я права, – но он промолчал. Мой папа, как Итан, знает толк в молчании. Мама всегда говорила: «Твой папа – не самый общительный человек на свете». Она это говорила не раз и не два. Бывало, что и не раз и не два в день. Я была рада, что решила не ходить больше на черепашьи обходы и не сообщать никому об этом решении.

Наутро, когда папа постучался ко мне, я была ещё не одета. Он крикнул через закрытую дверь:

– Давай скорее, а то опоздаем.

Я ничего не ответила. Тогда он приоткрыл дверь и сказал в щёлочку:

– Надя? Надя, с тобой всё в порядке?

– Я не иду, – сказала я.

– Что случилось? Ты себя плохо чувствуешь?

– Нормально. Просто решила остаться.

– Но почему?

– Неважно.

Папа подождал у двери, надеясь, что я что-то объясню, но я молчала. Я хотела, чтобы от моего молчания он почувствовал себя таким же несчастным, как я. Он поколебался, потом вошёл ко мне, сел на край кровати. Он ничего не говорил. Он нависал. Я терпела сколько могла, потом поняла, что не выдержу больше ни секунды, и сказала:

– Ты знал, что в прошлом году я делала научный доклад о черепахах?

– Да, это я знал.

– Что-то я не заметила, чтобы в то время ты сильно интересовался черепахами.

– Наверное, у меня голова была занята чем-то другим.

В ушах у меня стучало так, что я еле расслышала его ответ.

– А я думаю, ты так заинтересовался черепахами, потому что Маргарет тебя пригласила.

– Отчасти поэтому, а отчасти потому, что у меня появилось время.

– Время на общение с ребёнком, – сказала я. Папа глубоко вздохнул, и вид у него сделался такой растерянный, что я чуть не передумала говорить всё, что собиралась сказать. Но всё-таки сказала: – Это твоё время на общение с ребёнком, и я решила не тратить его на черепашьи гуляния с Маргарет и её внучком. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще никогда. Если ты хочешь ходить на эти обходы – пожалуйста, ходи. Ты и без меня получишь свою лицензию. Всё, что тебе надо, – это черепахи и Маргарет. – Я не только прервала своё молчание – я почти орала.

Папа глянул на часы. Больше всего на свете ненавижу, когда человек, разговаривая со мной, поглядывает на часы. Я это понимаю так, что ему важнее быть где-то в другом месте, чем говорить со мной.

– У меня через час встреча в офисе, – сказал он и опять глянул на часы.

– Наверняка очень важная, – сказала я.

– Да, важная, – ответил он.

Папа был так озабочен тем, чтобы успеть на свою встречу, что даже не заметил сарказма в моём голосе.

– Я сейчас позвоню Маргарет и скажу ей, что мы не приедем.

– Ты можешь ехать, – сказала я. – Поезжай. Не хочу, чтобы ты из-за меня пропускал обход. А то ещё лицензию не получишь.

– Но я никак не смогу успеть и туда, и на мою встречу.

– Ты намекаешь, что это из-за меня ты опоздал на черепаший обход?

– Нет, нет. Но… да. – Он выглядел растерянным. – В смысле да, из-за нашего разговора я пропустил обход, но нет, это не то, что я пытаюсь тебе сказать. Ты знаешь, что я бы пошёл, если бы ты не отказалась. – Он снова посмотрел на часы. – Я позвоню Маргарет. И у нас с тобой останется время позавтракать, и мы поговорим обо всём этом. – Он шагнул к двери, потом обернулся и сказал: – Я не буду ей говорить, почему ты не идёшь.

– Нет, ты скажи. Мне плевать. Она же и так обо мне всё знает. Скажи ей! И завтракать я не буду. Я не голодна. – Я отвернулась и зарылась лицом в подушку.

Через пару часов зазвонил телефон. Я не стала поднимать трубку, ответил автоответчик. Это была Маргарет, она сказала, что, если я ей перезвоню, она за мной заедет. Я не перезвонила. Я повела Джинджер на прогулку вокруг поля для гольфа, которое примыкает к жизнерадостному комплексу. Когда мы вернулись, я увидела на автоответчике ещё одно сообщение. Я прослушала его. Это был дедушка Иззи, он просил меня позвонить. Я стёрла сообщение. Я немного посидела у бассейна и почитала, потом поднялась в квартиру поесть, потому что было время ланча, и тогда наконец съела хлопья, которые папа оставил на столе мне на завтрак. Пока я ела, он позвонил. Я снова не взяла трубку.