Быть осьминогом

– У вашей дочери дислексия! – я начинал выходить из себя, достал несколько записей, сделанных Викой. Некоторые буквы она писала в обратную сторону. – У нее проблемы с чтением и письмом. Но это можно исправить, просто ей нужно больше времени. И конечно, ваша поддержка, – я протянул ей визитку хорошего специалиста (на самом деле Вероника уже обо всем с ним договорилась).

– Моя дочь абсолютно нормальна! Я напишу на вас жалобу! – она обвиняла меня, но дрожащий голос и повышенный тон выдавали появившуюся неуверенность.

– Вика просит вашей помощи. Она хочет научиться писать. Она мечтает стать писателем. Имеем ли право мы, взрослые, разбивать детские мечты?

Закончилось тем, что Кирюшина назвала меня самым бестактным человеком в мире, круто развернулась и хлопнула дверью, как поступают подростки в знак протеста просто потому, что не хотят слышать правду. Но через полчаса вернулась, чтобы забрать перчатки, которые случайно оставила на столе. Ничего не говоря, она сунула в карман визитку, которую я случайно бросил на ее перчатки, и, не прощаясь, окончательно ушла.

«Нет! Ни одни глаза не заменили мне тех, когда-то с любовию устремленных на меня глаз, ни на чье сердце, припавшее к моей груди, не отвечало мое сердце таким радостным и сладким замиранием…» – невозможно читать в такой атмосфере. Я еще никогда не видел таких пустых, отсутствующих глаз у своих восьмиклассников. Казалось, над головами ребят нависло черное облако, и вот-вот разразится гром, от которого содрогнутся сердца. И я предпринял отчаянную попытку сблизить этих задумчивых подростков с господином Тургеневым, провести параллели между прошлым и настоящим, изумиться тому, как много совпадений…

– А счастье было так возможно, вы согласны?

Тишина.

– Такое бывает часто: нужно только протянуть руку – и вот она, твоя мечта, – готова воплотиться в реальность, осталось приложить чуть-чуть усилий… Нет, ты отворачиваешься и бежишь прочь, как будто тебя кто-то преследует. Счастье оно ведь тоже такое… Легко спугнуть. Что скажете?

Молчание.

– Ну давайте помолчим. Я согласен. Вы правы. О счастье можно только молчать, так же как и о боли…

Вечером мы пили чай и смеялись, но на сердце все еще была тяжесть. Вероника это заметила: никогда раньше не встречал таких чутких людей.

– Как прошел разговор с сестрой? – спросила она, наливая мне третью кружку кофе с молоком.

– Кажется, она меня ненавидит.

– Это для нее нормально.

– Но она взяла визитку.

Вероника зааплодировала, как восторженный зритель.

– Да ладно? Поздравляю: это победа! Хочешь отметить?

– Не уверен. Она казалась непреклонной.

– Ключевое слово «казалась», – Вероника заговорщически подмигнула.

Кто знает, может, хотела казаться?

Voice 7

Я все еще записываюсь на диктофон, но, может быть, скоро начну вести настоящий дневник. Говорю это, а у самой все холодеет внутри от страха и предвкушения. С моим учителем занимаемся почти каждый день. Ну, кроме выходных, потому что это время отведено Егору. Кстати, очень печально, но он уходит из школы. Хочет ехать в какое-то кадетское училище, где собирается одновременно учиться и жить. Сашке он об этом ничего не сказал, они вообще не общаются. Она делает вид, что полностью поглощена подготовкой к литературной гостиной. Такая странная… Мне очень жаль расставаться с другом, а для нее это больше, чем друг. И все-таки не хочу говорить о других, хочу говорить о себе. Мама сегодня взяла отгул, а мне разрешила не ходить в школу. Она сказала, что мы пойдем развлекаться. Я была в шоке, обычно, она ничего не видит, кроме работы, а тут вдруг выглядит так, как будто поменялась телом с сестрой.