Пока я ходил в школу, был самым незаметным человеком на свете. Но теперь появились люди, которым я как будто стал нужен, можно даже сказать, необходим. Например, Яшин. Ходит ко мне чуть ли не каждые выходные и с радостью выпивает несколько кружек кофе с маминым пирогом. Я уже начинаю подозревать, что и ходит он ради этого пирога. Недавно притащил мне блокнот и сказал, чтобы я начал вести дневник. А на первой страничке написал фразу из моего сочинения и оставил комментарий. Забавный человек. В прошлый раз два часа просидел в моей комнате, читал анекдоты Хармса и сам же хохотал. О том, как Пушкин и Гоголь все время друг о друга спотыкались. Большего бреда я в жизни не слышал, а ему смешно.
17 марта
Пришла Вика и принесла какие-то жутко вкусные вафли с вареной сгущенкой. Говорит, что тетя пекла. Ну да, та красивая женщина, которая летает под куполом. Вика говорит, что литератор начал лечить ее от дислексии. Нет, кажется, как-то не так сказала. Что-то вроде: «Мы должны привыкнуть к облику букв». Кто такие «мы», я так и не понял, но рад за нее. Если Жека ей поможет, мне будет легче уйти. Это, кстати, сам литератор придумал, говорит, его в армии все называли Жекой и он так к этому привык, что на первых порах даже не откликался на наше «Евгений Леонидович», думал, что зовут кого-то другого. Кстати, я тут обнаружил еще несколько записей в моем блокноте. Вот одна из них:
Вот так-то, Евгений Леонидович. Вам совсем нечем заняться?
18 марта
Думал, что заброшу дневник, но пишу почти каждый день. Я понял: раньше у меня была Саша, а теперь только этот блокнот. Ничего о ней не знаю с того дня. Думаю, она меня ненавидит. Всегда надеялся, что этот момент произойдет позже. Конечно, я знал, что Саша разочаруется: представляла себе умного философа, блестящего ученика и вообще талантливого человека, который способен повести за собой других. А оказалось, что ее Octopus – это мальчик-тормозок, который сидит за последней партой и кое-как исправляет двойки на тройки в конце каждой четверти. Нет, она не может продолжать общаться с бездарным аутистом, иначе ее засмеет весь класс. Не хочу, чтобы она чувствовала себя неловко, поэтому не собираюсь ей больше писать.
Яшин снова оставил свой след (он мои сочинения выучил наизусть, что ли?):
20 марта
Я вышел из ванны с махровым полотенцем на плечах. Ссадины на лице начали заживать, но, возможно, останутся шрамы. Мама как-то неловко улыбнулась, и я сразу же понял, что у нас гость.
– Егоша, к тебе пришел твой друг. Он не допил чай и сказал, что подождет на улице.
Я быстро натянул рубашку и влез в домашние штаны. Что это еще за друг такой? Вику она знает, Евгения Леонидовича вряд ли назовет другом… Нечаянная мысль обожгла меня, и на лице, наверное, выступили красные пятна. Так сильно стучало мое сердце, потому что на мгновение я поверил, что это была Саша!
Не помню, как в одних тапочках проскочил все девять этажей. А вдруг лифт застрянет, а она меня там ждет! Замерзнет…
Но во дворе уже никого не было, я, наверное, с полчаса колесил по улице в надежде, что она где-то рядом, и поникший, измученный вернулся домой.
– С ума сошел! У тебя же будет воспаление легких! Бегает по улице в одних тапочках да еще и с мокрой головой! – запричитала мама.
– Когда она ушла? – охрипшим голосом спросил я.
– Она? – мама заметно растерялась. – Ты о ком?
– Ты говорила, что ко мне пришел друг…
– Так ведь это был мальчик! Симпатичный такой, но какой-то потерянный. И еще все время за что-то извинялся. Вы разве не встретились?
Я не дослушал и ушел к себе, громко хлопнув дверью. Пусть воспаление легких. Пусть я вообще умру. Саша снова ко мне не пришла.
8
Классный руководитель – уникальная личность, он должен нести ответственность даже за любые неосторожные мысли в головах своих учеников. Да-да, чтение мыслей – это не суперспособность, а наша прямая обязанность.
Если бы мне очень сильно не нравилась такая сумасшедшая жизнь, я бы давно уволился, но… Все дело как раз в этом слабеньком «но», которое почему-то становится определяющим.