Бурный финиш

Солнечные лучи делались все короче. Машинально я попытался вычислить наш новый курс. Билли стрелял, мне было больно, но как это всегда бывает с ожогами, боль от них со временем только усиливалась. Если я правильно помню, пуля вылетает из ствола со скоростью около семисот футов в секунду и может пролететь пятьсот с лишним ярдов. При взрыве, посылающем пулю вперед, вылетают огонь, дым, газ, горящие частички пороха. В целом малоприятная и вовсе не стерильная смесь. Опаленные места жгло так, словно кто-то поставил на них горячий утюг и забыл выключить из сети. После того как Билли ушел, примерно час я провел в одиночестве. Потом вдруг появился Альф. Он вышел из бокса, к которому я был привязан, и остановился, глядя на меня. В руке у него был пластмассовый стаканчик.

– Альф! – крикнул я. – Развяжи меня.

Бежать было некуда, но мне страшно хотелось хотя бы присесть. Но Альф то ли не услышал, то ли не захотел услышать. Он взглянул на мои ожоги, и, похоже, особого впечатления они не произвели. Но все же что-то, видно, шевельнулось в темных глубинах его души, потому что он протянул мне стаканчик и спросил:

– Хотите кофе?

На стаканчике красным фломастером было написано: «Альф». Это написал Майкл еще утром – тихим мирным утром, отделенным от теперешнего хаоса тысячелетиями. Я кивнул, боясь, что он выльет его на пол, как это сделал Билли, но он поднес стаканчик к губам и дал мне допить его до дна. Теплый, сладкий суррогат кофе. Лучший напиток в мире.

– Спасибо, – сказал я, на что он кивнул, изобразив некое подобие улыбки, и заковылял прочь. Не союзник. В лучшем случае не противник.

Я не имел возможности посмотреть на часы и мог лишь гадать, но, так или иначе, с той поры, как мы повернули, прошло часа два. Я потерял чувство направления, солнце село, и мы летели в сумерках. В салоне заметно похолодало. Мне бы очень не помешало заправить рубашку, да и свитер оказался бы кстати, но, к счастью, лошади своей близостью не давали мне окончательно замерзнуть. Когда самолет был загружен на полную мощность – восемью лошадьми, – несмотря на холод за бортом, в салоне было тепло, как солнечным днем, и мы никогда не включали обогреватели. В нынешних обстоятельствах трудно было надеяться, что Патрик вспомнит про отопление.

Два часа полета. Мы повернули где-то над Альбенгой. Если мы по-прежнему летели на восток и ветер не переменился, то мы были сейчас над Италией севернее Флоренции. Впереди была Адриатика, дальше Югославия. А еще дальше Румыния.

Впрочем, не один ли черт, куда мы летим? Конец будет один и тот же.

Я зашевелился, пытаясь найти удобное положение, и в тысячный раз подумал, как там сражается со смертью Габриэлла. Наверное, тамошние полицейские, подумал я, пытаясь отвлечься от мрачных предчувствий, недовольны, что я так и не появился. У них по-прежнему был мой паспорт. Но раз я за ним не пришел, будет начато настоящее расследование, и, может, Габриэлла растолкует им, что я по неосторожности угодил в ловушку. Если выживет. Если только она выживет… Самолет резко накренился влево. Я попытался определить угол поворота. Градусов на девяносто. Что за абсурд? Но если мы уже долетели до Адриатики, возможно, мы свернули на север. К Венеции. Или Триесту. Впрочем, это все игра воображения. Я мрачно думал о том, что окончательно заблудился. В прямом и переносном смысле. Минут десять спустя шум двигателей изменился. Мы начали снижаться. Время на исходе. Что впереди? Надвигающаяся ночь и нисхождение в небытие?

Огни окаймляли нечто вроде посадочной полосы. Скорее всего, это включенные фары автомобилей. Самолет вильнул так круто, что я увидел их в окно. Затем он снова выровнял курс, сбросил скорость и, наконец, загрохотал колесами по не очень ровной поверхности. Трава, не асфальт и не бетон. Самолет сбавил скорость и остановился.

Затем на три долгие минуты наступили тишина и покой. Потом вспыхнули лампы в салоне. Кобылы в моем боксе стали лягаться. Другие кобылы ответили беспокойным ржанием. В закутке бортинженера послышался шум, потом по самолету пошли люди, спотыкаясь о цепи.

Первым шел Патрик, за ним Билли. Он снова навинтил глушитель на револьвер. Патрик прошел через разобранный бокс и остановился на маленькой площадке возле двух туалетов. Он двигался так, словно инвалид на протезах или лунатик.

Билли остановился справа от меня.

– Повернись, летчик, – скомандовал он.

Патрик повернулся сначала всем телом и только потом переставил ноги. Он чуть не споткнулся и стоял, покачиваясь. Если раньше у него было бледное лицо, то теперь оно стало свинцово-серым. В глазах был ужас, добрые губы дрожали. Он посмотрел на меня с какой-то жуткой сосредоточенностью.

– Он их всех… убил… – выдавил Патрик. – Боба. Майкла… – Ужас заставил его замолчать.

Билли хихикнул.

– Ты сказал, они нас всех убьют. Я не поверил… – продолжал Патрик. Его взгляд упал на мои раны. – Я просто не мог, – выдавил он из себя. – Они сказали, что от тебя не отстанут…

– Где мы? – спросил я.

Его глаза блеснули. Вопрос ударил ему в мозг, словно разряд тока.

– В Италии… К юго-западу от…