Бурный финиш

Возле нас возник карабинер в начищенных сапогах и зеленоватых брюках, но я сильно сомневался, что заговорил бы с ним, даже если бы он знал по-английски. Собравшиеся начали ему что-то тихо говорить, и он оставил меня в покое.

Габриэлла снова открыла глаза. Лицо ее было серым и все в испарине от страшной боли.

– Генри…

– Я здесь…

– Не могу дышать…

Я слегка приподнял ее так, что она оказалась в полусидячем положении, опираясь на мою руку и колено. Но это движение отняло у нее слишком много сил. Лицо стало еще бледнее. Из открытого рта вырывалось учащенное дыхание.

– Не бросай меня…

– Нет, милая, не брошу, – сказал я. – Тише…

– Что случилось?

– В тебя стреляли.

– Стреляли? – Это ее не удивило. – Билли?

– Не знаю, я не видел, не говори. Помолчи, любимая… Скоро будет доктор.

– Генри… – Силы оставляли ее, кожа приобрела мертвенный оттенок. – Генри, я тебя люблю.

Она снова закрыла глаза, но сознание не потеряла. Левая рука Габриэллы судорожно подергивалась, страдальческие морщины на лице сделались глубже.

Я бы отдал все на свете, чтобы она опять стала здоровой, чтобы ее отпустила боль.

Прибыл доктор. Он был молод и потому не забыл, чему его учили. У него были густые черные волосы и худые ловкие руки. Только это мне и запомнилось в нем. Он склонился над Габриэллой, быстро заглянул под мой платок и обернулся к полицейскому.

Я услышал слова «auto ambulanza» и «pallota»[8].

Собравшиеся наперебой сообщали необходимую информацию.

Молодой врач снова опустился на колено и пощупал пульс Габриэллы. Она едва приоткрыла глаза:

– Генри.

– Я здесь. Молчи.

– Мм…

Молодой врач сказал ей что-то утешающим тоном, она слабо ответила «si». Он раскрыл свой чемоданчик и ловко собрал шприц для инъекции, затем проделал дырку в ее чулке, протер кожу спиртом и сделал укол в бедро. Снова пощупал пульс и сказал что-то успокаивающее. Я видел, что он ее ободряет, но меня это мало утешило.

Вскоре Габриэлла открыла глаза пошире, и на ее влажном лице появилась судорожная улыбка.

– Лучше, – сказала она еле слышно.

Но она на глазах теряла дыхание, и никаких улучшений я не заметил, разве что, возможно, боль немного утихла.

– Ну и хорошо, – улыбнулся я в ответ. – Тебя отвезут в больницу, и все будет в порядке.

Габриэлла еле заметно кивнула. Врач по-прежнему держал ее руку, следил за пульсом по часам.

Подкатили две машины и, скрежеща шинами, остановились. Полицейский «ситроен» и карета «скорой помощи». Из первой появились два карабинера явно в чинах, а из второй – санитары с носилками. Вместе с доктором они осторожно забрали Габриэллу из моих объятий и положили на носилки. Под голову ей положили одеяло, чтобы было удобнее лежать. Доктор проводил взглядом дырочку в спине. Он и не попытался снять с Габриэллы пальто.

Один из полицейских спросил:

– Вы, кажется, говорите по-французски?

– Да, – ответил я вставая. Только теперь я понял, какая здесь твердая мостовая. Нога, которую я согнул в колене, успела онеметь.

– Имя и адрес молодой дамы?

Я сообщил, он записал.

– А ваши?

Я сообщил.

– Что тут случилось? – спросил он, обводя рукой место происшествия.

– Мы бежали, чтобы успеть на трамвай. Кто-то выстрелил нам в спину. Вот отсюда. – Я показал на переулок.

– Кто же?

– Я не видел. – Санитары подняли носилки с Габриэллой, я поспешно сказал: – Я поеду с ней.

Но полицейский покачал головой:

– Попозже. Сейчас вы должны поехать с нами и рассказать все, что случилось.

– Я же сказал, что ее не оставлю. – Я не мог допустить, чтобы Габриэллу так вот увезли.

Я быстро шагнул к доктору, взял его за руку.

– Глядите, – сказал я, распахнув пиджак.

Он взглянул и стал вытаскивать рубашку из брюк, чтобы как следует понять, что случилось. По нижнему ребру тянулась кровавая полоса длиной дюймов в пять. Неглубокая, но горела, как ожог. Доктор пояснил полицейским, что это означает.

– Ладно, – сказал тот полицейский, что говорил по-французски. – Поезжайте, пусть вам сделают прививку. – Он записал адрес на страничке блокнота и, вырвав, дал мне. – А потом к нам, ладно?

– Договорились.

– А паспорт при вас?

Я вынул паспорт, отдал ему и положил в бумажник листок с адресом. Доктор кивком велел мне садиться в машину «скорой помощи», что я и сделал.

– Погодите, – сказал полицейский, когда санитары уже закрыли двери. – Пуля, значит, попала в девушку, а потом задела и вас?

– Нет, – сказал я. – В нас стреляли дважды. Сначала в нее, потом в меня.

– Мы их будем искать, – пообещал полицейский.

Габриэлла была жива, когда мы подъехали к больнице, жива, когда ее перенесли прямо с носилками на каталку, жива, когда один из санитаров «скорой» объяснил доктору, что случилось, и когда этот доктор и его напарник, так и не сняв носового платка с раны, проверили ее состояние, после чего быстро увезли. Один доктор последовал за каталкой, второй, коренастый, с плечами боксера, остался и задал мне какой-то вопрос.

– Inglese, – отвечал я. – Noon parlo italiana[9].

– Садитесь, – сказал он. У него был сильный акцент, но, к счастью, мы могли как-то объясняться.