Букелларий

У Алахиса странная особенность или много врагов, потому что почти каждый год появляется слух, что он погиб в бою, или умер от мора, или утонул в реке при переправе, или сгорел во время пожара… На что мой заместитель весело отвечает, что по лангобардской примете жить будет долго.

Разговор разбудил других аквитанцев. Они выглядывали из шатров, и кто-то сразу спрятался в нем и начинал натягивать доспехи, кто-то, кто поумнее, выходил наружу. Началась движуха и внизу у реки. Вражеские пехотинцы, увидев моих людей, окруживших их и готовых к бою, в большинстве своем нерешительно переминались с ноги на ногу, ожидая приказ с холма.

Вскоре появился и тот, чей приказ ждали. Гаттону лет восемнадцать. Он ниже отца и худощавее, хотя с возрастом, наверное, раскабанеет. Волосы густые и светлые с рыжинкой. Лицо покрыто трехдневной щетиной. Левое ухо укорочено сверху, причем, судя по виду сохранившейся части, откушено. Интересно, кто и зачем сделал это?! Серо-голубые глаза смотрели на меня со спокойствием фаталиста. Мне почему-то показалось, что Гаттона часто обижали в детстве, причем ни за что. На мое приветствие ответил кивком.

— Прикажи своим людям сдать оружие и доспехи, — потребовал я. — После чего позавтракаем и отправимся в Бордо.

— Хорошо, — спокойно согласился он, сделал, что я велел, а потом произнес: — Ты ведь служил у моего отца.

— Было дело, — молвил я. — Даже собирался стать вашим родственником, но не срослось.

— Я помню, хотя и был маленьким, — сказал он и спросил: — Вы уже захватили Бордо?

— Да, — подтвердил я. — Епископ Григорий сдал нам его без боя и заодно сообщил о твоем отряде.

— Я говорил брату, что этого предателя надо гнать в шею, но наша мать заступилась за него, — сообщил Гаттон.

— Если станешь правителем Аквитании, назначишь другого епископа, — закинул я приманку.

Пусть подумает об этом. Глядишь, и сам созреет для предательства, пока доберемся до Бордо.

62

Старый правитель отличается от молодого тем, что не верит холуям, которые вылизывают его и утверждают, что все подданные души в нем не чают и готовы умереть за него. Более того, у старого правителя, но, конечно, не у каждого, со временем появляется подозрение, что подданные клянут его на чем свет стоит и обвиняют во всех своих бедах. Предполагаю, что Гунальд по малому сроку у власти был уверен, что аквитанцы дружно встанут на защиту отечества, окажут достойный отпор врагу. Всё пошло не так, как ему хотелось. Видимо, сказались нападения мавров, хорошенько проредивших ряды аквитанских воинов и захвативших в плен много юношей, из-за чего пополнение армии было жиденьким, и грамотная политика Карла Мартелла, который не прошелся огнем и мечом по Аквитании, а старался договориться со всеми, кто желал этого, не захватывал города, пока не считавшие нужным признать его власть, не трогал монастыри. Да, крестьян грабили, но на то они и крестьяне.

В начале осени под прямым руководством Гунальда остались только Тулуза, несколько мелких городишек южнее и юго-восточнее нее и гористая Васконь, куда мы не собирались соваться. У него хватило ума забить на советы честолюбивой мамаши и вступить в переговоры с Карлом Мартеллом, которые длились недели три. Все это время наша армия находилась на содержании аквитанцев, подрывая и так хилую из-за неурожая зерновых экономическую базу. Зато, благодаря засухе, виноград удался, ягоды набрались сахара и аромата. Вино должно было получиться превосходным. Мои воины упивались молодым, недобродившим напитком и ходили с припухшими лицами и раздутыми животами из-за легкого пищевого отравления и распугивали выхлопами уцелевшую крестьянскую живность.