На сторожевом ходе пусто. На верхнем уровне башни тоже никого. Все собрались на втором сверху возле подобия камина, в котором, громко потрескивая, горят дрова. Часть чурок, сложенных у стены, обтесана и с пазами. Видимо, мавры не предполагали, что осада затянется так долго, и не запаслись дровами в том количестве, которое требуется для отопления больших и неутепленных башен, поэтому разбирают дома по соседству. На двух широких, застеленных соломой нарах по обе стороны от камина шесть трупов с перерезанными глотками. Погибнуть во сне — славная смерть для воина! Одежек на мертвых маврах больше, чем листьев на кочане капусты, и еще укрыты шерстяными одеялами.
Я тоже погрел руки у огня, пока наверх не поднялись все лангобарды, взятые мной на эту операцию, после чего разделил их на два отряда: больший остался открывать и защищать ворота, а меньший — захватывать и удерживать угловую башню в той стороне, откуда мы пришли. Там есть собака, которая изрядно потрепала нам нервы. Даже был момент, когда я подумал, что придется возвращаться ни с чем: на лай вышел мавр и ударил собаку, чтобы заткнулась. Что она и сделала, тявкнув еще несколько раз нам вслед после того, как караульный ушел.
Внутри города возле ворот ветра не было, благодаря чему казалось, что там намного теплее. Двойные ворота не были завалены, но по обе стороны от них лежали большие кучи камней. Внутренние даже закрыты были всего лишь на один брус, который ходил в железных петлях. Наверное, их часто открывали по ночам, когда приплывал караван из Арля. В тоннеле сильно воняло тухлой рыбой, хотя зимой этот запах на открытом воздухе обычно не слышен. Внешние ворота были закрыты на три бруса и подперты четырьмя толстыми железными прутьями, похожими на длинные ломы. Створки открылись наружу с тоскливым скрипом, будто делали это с обидой. Я послал гонца в наш лагерь с известием о захвате ворот. С угловой башни, если она захвачена, должны были уже подать сигнал об этом, но подстраховаться не помешает.
Лангобарды построились полукругом в две шеренги на городской улице перед входом в тоннель. Несколько человек держали трофейные копья. Еще четверо вооружились железными прутьями, которые подпирали ворота. Наверное, думали, что нас будет атаковать конница, потому что сами привыкли так нападать. Не думаю, что в городе осталось большое количество лошадей. Осажденным приходится выбирать, кого кормить — животных или воинов. Вторые важнее. Да и лошади человечину не едят, а люди конину — запросто. Впрочем, пока никто не собирался на нас нападать. Город был тих и неподвижен, словно оцепенел от мороза. Как догадываюсь, мавры сейчас спят в обнимку с женщинами и видят сладкие сны — последние сны в своей жизни.
Тишину нарушили франкские воины. Они небольшими группами заходили в город через открытые ворота. Я направлял их налево и направо, стараясь, чтобы на улице по обе стороны от ворот накапливалось примерно одинаковое количество. Когда в каждом отряде стало сотни по три, отправил оба по соседним улицам к центру Авиньона, где по показаниям жителей, сбежавших из осажденного города, обитали вражеские командиры. Шум шагов и бряцанье оружия быстро стихли, точно оба отряда растворились в ночной мгле.
— Может, и нам пора? — спросил Алахис шепотом, хотя проходящие мимо нас воины производили столько шума, что разбудили, наверное, жильцов из ближних домов.
— Не спеши, — ответил я. — Лучшие дома находятся на улице, которая перед нами, и мы пойдем по ней первыми.
Чуйка на этот раз не подвела меня. В центре Авиньона послышались звуки боя, и вскоре на нас вылетел конный отряд человек в сорок. Видимо, мавры решили, что франки проникли в город не со стороны реки, по берегу которой можно было попробовать прорваться, потому что там не было рва и вала. Я стоял позади лангобардов, построенных в две шеренги, регулировал движение заходивших в город соратников. Услышав топот копыт, приказал вновь прибывшим образовать третью шеренгу и занял в ней место.