Я приторочил узел с монетами и мешок с драгоценными камнями к седлу, после чего поехал в тот конец лагеря, который ближе к полю боя. Между шатрами и арбами бегали слуги и рабы, которые шарахались от меня так, словно я прискакал именно для того, чтобы убить их.
Только один, упав на колени, взмолился на аквитанском диалекте германского языка:
— Господин, освободи меня!
— Ты свободен! Отправляйся, куда хочешь! — насмешливо произнес я и поехал дальше.
По пути мне попались шесть арб, наполненных сеном. Наверное, привезли его для тех лошадей, которых мавры держали в лагере на всякий случай. Из-под ближней вылез пожилой крестьянин, скорее всего, аквитанец, в рваной рубахе и замызганных штанах, будто спустился на заднице с мокрой глиняной горки, и уставился на меня, как на привидение.
— Подожги сено, — приказал я.
— Что? — переспросил он.
Я повторил и показал пикой на ближнюю арбу.
— А чем? — задал он вопрос. — У меня кресала и огнива нет.
— Возьми в любом шатре, — подсказал я и добавил шутливо: — Скажешь, что для меня!
— Ага, — молвил он и затрусил в ближний.
Вскоре полыхали все шесть арб, а от них занялись и соседние с мешками с зерном и каким-то тряпьем. Дым был светлый, но достаточно густой, заметный издали.
После чего я поехал к противоположному концу лагеря, приказывая на ходу своим подчиненным, чтобы поджигали всё, что смогут, и двигались вслед за мной. Они уже знатно нагрузились добычей, поэтому действовали с огоньком во всех смыслах слова. Когда мы выехали из лагеря, за нашими спинами полыхало знатно.
Охрана второго лагеря разбежалась еще до нашего приезда. Они правильно поняли, что пожар в главном случился не просто так. Как ни странно, большинство пленников продолжало сидеть и стоять на территории, огражденной арбами, хотя никто не мешал им убежать. Крестьяне, а большинство пленных были именно они — это люди с севшими батарейками, без пинка не способные даже за собственную жизнь побороться. И я пнул их, приказав убираться к чертовой матери, пока мавры не приперлись сюда. Из главного лагеря уже доносились крики на арабском языке.
Мы переправились через Клен. Место оказалось не самое удачное, пришлось спешиваться и вместе с конем карабкаться вверх по склону противоположного высокого берега. Затем долго и медленно ехали по лесу, потому что дорога была здесь далеко от реки. Меня все время не покидало чувство, что мавры вот-вот догонят нас. Заметил, что и мои подчиненные тоже побаивались этого. Завладев богатой добычей, так не хочется вступать в бой! Поэтому, выбравшись на дорогу, понеслись по ней галопом к франкской армии. Свое дело мы сделали — врагов отвлекли, кое-какой урон нанесли. Сегодня мавры уже вряд ли нападут, а завтра обязательно оставят в лагере большую охрану, и нам будет легче отбивать их атаки.
54
Первая часть моего предположения сбылась. Больше мавры в тот день не нападали. Вся их армия убралась в подожженный нами лагерь. Там почти до темноты был крик и гам. Потом стало тихо, даже женского смеха не слышалось. Наверное, все пленницы разбежались, воспользовавшись нашим нападением.
Армия франков до темноты продолжала стоять на том же месте. Точнее, большая часть села на землю, а кто-то даже лег. Незаметно на них не нападешь, так что можно было отдохнуть немного. Слуг послали собрать трофеи и добить раненых врагов. Одного мавра, раненого в правое плечо, взяли живым и привели к Карлу Мартеллу, допросили. Судя по доспехам, это был знатный воин. Он сообщил, что был в личной охране Абд-ар-Рахан аль Гафики, защищая которого получил ранение, упал на землю и оказался заваленным убитыми лошадьми и соратниками, одним из которых был сам вали аль-Андалуса. Труп, на который он указал, был в довольно скромных доспехах, поэтому пленному не поверили.
И ночью фаланга оставалась на поле боя. Вперед выдвинули усиленные дозоры, а остальным разрешили покемарить. Кавалеристам дали зерна, чтобы накормили лошадей, которых не отогнали на пастбище. Карл Мартелл опасался ночной атаки, поэтому вся наша армия была готова по первому же сигналу проснуться и сразу вступить в бой.
Утро выдалось холодным. Небо затянули серые тучи, обещавшие прослезиться над трупами убитых воинов. Почему-то мне не хочется умереть в пасмурный день. Понимаю, что будет уже без разницы, но вот не хочется и всё. Я быстро побрился и потом умылся в реке. Вода показалось ледяной и мутной, хотя вчера, когда светило солнце, видел дно у берега. Бамбер помог облачиться в доспехи (на ночь снял всё, кроме кольчуги), привел моего коня, которого перед этим он накормил пшеницей и напоил. Я сел в седло, скрипнувшее под моим весом, пошлепал Буцефала по холке. Сегодня прогулок во вражеский тыл, скорее всего, не будет, придется сражаться.
Карл Мартелл и Эд Большой стояли у шатра, установленного на берегу реки. Мне показалось, что оба спали плохо, если вообще спали. При этом правитель Аквитании, хоть и был старше лет на двадцать, казался из-за своего роста великовозрастным балбесом, со скучным видом выслушивавшим нотацию мелковатого папаши.