Букелларий

— Да, в то время с деньгами у меня было не очень! — вытерев выступившие от смеха слезы, весело признался он, после чего распорядился: — Ладно, иди отдыхай. Слуга отведет тебя и твоих людей в отведенную вам помещение в епископском доме, а вечером жду вас на пиру.

Я приехал в сопровождении шести лангобардов из, так сказать, первого призыва. Они были смелы и преданы лично мне. Отряд был достаточно большой, чтобы на нас не напала мелкая шайка разбойников, и достаточно мал, чтобы передвигаться быстро, делая восемьдесят-сто километров в день, иногда в потемках, чтобы не ночевать в лесу. И в Мец мы прибыли, когда городские ворота уже были закрыты. Я хотел обернуться по-быстрому и продолжить коротать сиесты с Лампагией.

Поскольку Мец сейчас столица Автсразии, епископ жил рядом с дворцовым комплексом — четырехэтажным и тремя большими двухэтажными зданиями, обнесенными каменной стеной высотой метра три с половиной — резиденцией нынешнего короля франков Теодориха Четвертого, четырнадцатилетнего чахоточного мальчика, который органичнее смотрелся бы с очками на переносице в библиотеке. К сожалению, ни очков, ни библиотек пока нет, так что бедолаге приходится изображать короля, делая то, что велит мажордом. Комнату — темное помещение длиной метра четыре и шириной два с половиной, в котором почти все пространство занимали деревянные нары, застеленные соломой, накрытой дерюгой — нам выделили на третьем этаже, где обычно живут слуги, но сейчас размещались воины из свиты Карла Мартелла. Двое были лангобардами, знакомыми моих спутников, поэтому нас приняли радушно.

Пир проходил в большом зале одного из двухэтажных домов. В центре короткой перекладины П-образного стола сидел Теодорих Четвертый. У меня сложилось впечатление, что король франков живет в коконе из мечтаний, и с реальностью соприкасаться не желает. Посоветовал бы ему продолжать в том же духе — и проживет долго и счастливо, потому что честолюбивого реалиста придушат по-тихому или не очень. По правую руку от него занимал место Карл Мартелл, по левую — Хугберт, правитель части Баварии, которую, можно сказать, получил из рук франков в прошлом году, потому что была отобрана дядей Гримоальдом Вторым, который хотел быть единственным герцогом всей территории. Теперь «полугерцог», чем-то похожий на короля франков, разве что старше на двадцать два года, покрепче здоровьем и посообразительней, отрабатывал должок — собирался принять участие в походе на саксов. Я сидел за правой перекладиной стола третьим от мажордома. То ли мои шутки понравились ему, то ли меня посадили так высоко, как посла суверенного правителя, с которым не хотели ссориться в данный момент. Короткая перекладина стола ела с серебряной посуды, довольно громоздкой, чтобы, наверное, было тяжело прихватить ее с собой после застолья. Нижняя — из специально выдолбленных, овальных углублений в дубовой столешнице. Рабы приносили корзины с нарезанным, пшеничным хлебом хорошего качества, без песочка, и большие блюда с самым разным мясом, печеным и вареным, еще парящим, ставили их на стол, и каждый брал руками или ножом понравившиеся куски, клал в углубление и ел, громко чавкая и запивая красным вином, вполне приличным, которое три раба по зову наливали из больших глиняных кувшинов в кубки, серебряные в верхней части стола и медные в нижней. Еще два были готовы поднести медную миску с теплой водой и полотенце, чтобы помыть руки. Впрочем, пока эти двое стояли у стен без дела.

Кушать из углубления в столешнице мне было, конечно, не в диковинку, но и восторга не вызывало. Хорошо, хоть было чистое. Обычно я не выпендриваюсь, ем, как все, но тут решил показать Карлу Мартеллу и его окружению их культурный уровень. Тулузский двор тоже не блистал аристократизмом, но хотя бы ел из тарелок, пусть порой глиняных или деревянных. Бамбер подал мне серебряную вилку и столовый нож с серебряной рукояткой, и я приступил к трапезе. Гомон за столом сразу затих. Все, кроме приехавших со мной лангобардов, которые уже видели такое, пялились на меня, потому что им в диковинку было есть не руками. Даже король франков выглянул из своего кокона и уставился на меня с приоткрытым от удивления ртом. Я делал вид, что не замечаю повышенное внимание к себе, продолжал неторопливо насыщаться.

— И где тебя такому научили?! — насмешливо спросил Карл Мартелл.

— В Константинополе, — ответил я. — Там иногда встречаются благородные люди.

— Эти ромеи умудряются усложнить всё, что угодно! — презрительно произнес он, демонстративно взял большой кусок говядины рукой и вгрызся в мясо жадно, как голодный пёс.

Вслед за мажордомом вернулись к жратве и остальные.